Первая тройка страны

Некоторое время назад стало распространяться мнение, что тренеры, даже самые опытные, не только не всесильны, как это казалось прежде, но, напротив, предельно ограничены в своих возможностях и, по существу, решают немногое.

К моему удивлению, едва ли не на таких же позициях оказался и Борис Майоров, работающий ныне тренером.

В "Московском комсомольце", а потом и в журнале "Октябрь" публиковались главы из книги Майорова "Я смотрю хоккей". В одной из глав я прочитал, что никакой теории создания троек не существует, что все зависит от интуиции тренера, что Тарасов и не планировал создание нынешнего ударного звена в составе Б. Михайлова, В. Петрова и В. Харламова, что Харламов попал в тройку случайно и что звено вдруг заиграло... к моему удивлению.

Ах, как подводит порой нас наша память! "Вдруг..."

Кстати, не только молодой мой коллега, но и некоторые журналисты утверждают, что звено Петрова возникло случайно. Не было бы счастья, да несчастье помогло. И тройка в ее нынешнем составе появилась, утверждают скептики, только потому, что Вениамин Александров окончил свой путь в большом хоккее.

Как тренер армейцев, должен во избежание кривотолков внести определенную ясность в историю "команды" Петрова. Думаю, что на истории становления этой тройки я могу показать определенный круг проблем, которые приходится решать многочисленной армии спортивных педагогов в тех или иных условиях, на разных спортивных уровнях, в разных обстоятельствах.

Может быть, мой опыт покажется интересным тем, кто решает сходные проблемы - создание внутренне монолитного, гармоничного коллектива, пусть и небольшого, волнует, видимо, не только тренеров спортивных команд.

Мне действительно вначале хотелось продолжить спортивную биографию великолепного мастера. И я поручил Александрову, как моему первому помощнику на хоккейном поле, как опытнейшему мастеру, ставшему уже практически играющим тренером, опеку новой, еще только рождающейся тройки. Мне казалось, что этот блестящий ас хоккея, знающий в нашем спорте все наизусть, обладающий богатейшим и интереснейшим технико-тактическим арсеналом, сможет многому научить молодых Петрова и Михайлова, ибо он был для них громадным авторитетом.

Любители спорта, не имеющие времени внимательно следить за всеми значительными или незначительными событиями, происходящими в хоккее, знают о нашей лучшей тройке немного, главным образом лишь то, что звено Михайлов - Петров - Харламов, включенное в сборную команду страны в декабре 1968 года, уже на своем первом чемпионате мира, в Стокгольме в марте 1969 года, было, бесспорно, лучшим. Эта тройка оказалась сильнейшей не только в нашей сборной, но и одной из лучших в мировом хоккее.

Но путь к этому успеху был совсем не гладким и не легким. И я думаю, что ни один специалист хоккея не станет сейчас утверждать, что он давным-давно предвидел такой взлет новичков ЦСКА.

Если Валерий Харламов играет в нашем клубе с детских команд, то Владимир Петров, перешедший в ЦСКА из "Крыльев Советов", и Борис Михайлов, игравший в московских "Трудовых резервах", затем в Саратове, потом в московском "Локомотиве", были для армейцев пришельцами из "иных миров".

У Володи и Бориса были неплохие задатки, интересные физические возможности, но их двигательный навык был лишен экономности; они не совсем верно, не творчески понимали хоккей, а самое, пожалуй, главное, Михайлов и Петров не умели тренироваться. А я не раз уже утверждал, что тренироваться труднее, чем играть, что одна тренировка, хорошо и умело организованная, дает не меньше, чем два-три матча.

Наши новички относились к игре не столь серьезно, как этого требует современный высококлассный спорт - я думаю, что не обижу коллективы "Локомотива" и "Крылья Советов", если напомню, что требования в их командах просто несравнимы с теми, что приняты в ЦСКА. И потому Володя Петров, в частности, первые полгода тренировался отдельно от нашего основного состава - он не мог выдержать тех нагрузок, которые по силам А. Фирсову или В. Викулову, В. Кузькину или Ю. Моисееву.

Михайлов и Петров играли в хоккей по настроению - ведь они пришли из коллективов, которые не боролись за первое место, из команд, где победа в каждом матче не обязательна. Они не имели вкуса к постоянным победам и не знали, наконец, цены этих побед.

И потому я не мог гарантировать новичкам постоянное место в основном составе.

Прошел год большого, нелегкого для наших дебютантов труда, год приобщения к команде, когда самой главной задачей Михайлова и Петрова тренеры считали постижение искусства тренировки. Мы учили ребят сполна отдаваться каждой минуте тренировки, добросовестно служить хоккею и своему клубу.

Конечно, у каждого из них и прежде были хорошие тренеры, они привили Борису и Володе любовь к хоккею, дали им немало полезного, но мне, тренеру армейцев, многое не нравилось у наших новобранцев. В частности, Борис Михайлов плохо видел поле, обыгрывая, обводя опекуна, он держал в поле зрения лишь шайбу и ближайшего соперника, не видел различных вариантов возможного развития атаки, его пасы были судорожные. Борис не умел скрытно пасовать шайбу, был лишен всякой игровой хитрости, у него не было той мягкости, дара к смене ритма, которые придают игроку класс. Игровые решения Михайлова были слишком откровенны. Но Борис обладал замечательным, на мой взгляд, качеством - достаточно твердым, волевым характером.

Человеком совершенно другого плана был Владимир Петров. Очень капризен, не отличался покладистостью или старательностью, совершенно не умел переносить труднейших объемных тренировок. Загорался, проявлял энтузиазм, трудолюбие только по настроению. Не переносил замечаний товарищей. Был необыкновенно влюблен в себя, хотя в то время, пусть Володя на меня не обижается, никакой ценности как спортсмен не представлял. В игре был эгоистичен, любил играть для себя, не оказывал помощи партнерам. И все-таки мы приняли Петрова в ЦСКА: мне казалось, что у него есть задатки самобытности. Широкое движение клюшки справа налево, размашистость движений, нацеленность на ворота давали повод надеяться, что если с ним серьезно повозиться, то из него получится хоккеист незаурядный. Мы считали, что если нам удастся научить Петрова тренироваться, уважать партнеров, товарищей, то сможем вырастить из Петрова хорошего спортсмена. Если он лишится своих человеческих недостатков, капризности, сумеет ценить помощь товарищей, то он, несомненно, станет отменным игроком.

Когда мы только начинали работать с Володей, то не могли, конечно, быть уверены в его блестящем будущем. Многое зависело от нас, тренеров, но немало предстояло решить и самому спортсмену.

Тогда, на первых порах игры в ЦСКА, он ничем не выделялся среди своих сверстников, и в своих выступлениях в печати, в частности, в статье "Кто заменит Альметова?", опубликованной в первом номере журнала "Молодой коммунист" за 1968 год, я признавался, что не знаю пока, кто заменит прославленного мастера - А. Смолин или В. Петров.

Но шло время, и дебютанты привыкали к нашим требованиям и к нашему образу жизни. Новички вошли в коллектив, научились тренироваться, готовиться на равных с остальными хоккеистами, и настала пора вплотную заняться новым звеном.

Вполне естественно, что я хотел помочь ребятам быстрее усвоить игровые принципы армейцев, практически усвоить, и потому решил придать молодым выдающегося спортсмена, еще способного помочь команде, по-прежнему хорошо играющего Вениамина Александрова.

Вначале все получалось неплохо. Звено заиграло. Новое трио весьма успешно провело серию матчей, когда мы определили наиболее подходящую тактику игры тройки. О звене заговорила печать, о нем писали, как о приятном открытии сезона 1967/68 года.

Но праздник продолжался недолго.

Молодые стремительно росли, их игровой почерк становился все более творческим, интересным. Они проявляли в каждом матче колоссальную энергию, им хотелось биться и сражаться в каждой встрече. И наконец, пришел час, когда Петров и Михайлов стали опережать своего старшего товарища. Они уступали ему в тонкости, изысканности игры, не умели еще предугадать его игровые решения, порой неточно пасовали, но они больше двигались по площадке, больше предлагали себя, искали - в движении - наилучшие возможности для развития атаки, а Александров предпочитал иную, пусть и более медленную, игру, где главное - точно выверенный пас.

У молодых армейцев техника была не столь совершенна, как у Александрова, и они, вполне понятно, стремились использовать сильные стороны своего мастерства- скоростной маневр, большую жажду игры, постоянную подвижность, беспощадность, безжалостность к себе. На фоне техничной, но неспешной игры Александрова они казались дикими, страстными коршунами, парящими над площадкой.

И начались трения... Ветеран и молодые не понимали друг друга. Вениамин не стеснялся высказывать свое недовольство; причем прав он был далеко не во всех случаях. Его язвительные реплики обижали молодых хоккеистов и не помогали мне как тренеру. Ведь к новичкам нужно проявлять особое терпение, особую доброжелательность: они имеют право на ошибки. Резкими оценками можно привнести неуверенность, сомнения в психику молодого спортсмена.

Я очутился в странном положении: если я поддерживал молодежь, то, значит, невольно выступал против ветерана, подрывал его авторитет.

Я понимал Александрова. Понимал, как трудно ему - и в спортивном, и просто в человеческом плане, психологически - решительно перестроиться, начать практически заново. Понимал, что в тридцать лет вернуться чуть ли не к нулю не очень заманчиво.

Но были и другие осложняющие решение задачи обстоятельства. Был нелегкий характер Вениамина, где различимы нотки излишнего самолюбия. Александров был ревнив к партнерам; он, к сожалению, внутренне завидовал успехам молодых спортсменов.

Когда игра "шла", когда все получалось, то недоразумения исчезали, отходили на второй план, и новое содружество представлялось едва ли не идеальным, но когда игра не получалась, мы снова слышали жалобы ветерана:

- С ними играть нельзя... Играют неточно, меня не понимают...

Каких только сетований, просьб, обид, слов недовольства не слышали тренеры от хоккеиста, которого они считали своим первым помощником!

В общем, мне довольно скоро стало ясно, что звено в этом составе не получится. Но, даже понимая всю невеселую правду, я продолжал выставлять на один матч за другим Вениамина, Владимира и Бориса. Я считал, что Вениамин не исчерпал себя, что Михайлову и Петрову полезно поиграть с большим мастером как можно дольше.

И тройка в том ее составе на каком-то определенном этапе становления молодых армейцев играла и сыграла положительную роль, хотя, повторяю, я уже видел, что ударное, по-настоящему перспективное звено, готовое к большим испытаниям, из этой тройки не получится.

Да они и не были тройкой в строгом смысле этого слова, не было у них равенства: двое молодых должны были подыгрывать ветерану. Они не были по классу игры равны Александрову, и поэтому психологически настраивались на подыгрывание этому большому мастеру. Они исполняли чужие, подсобные роли и не могли полностью раскрыть себя.

Им всем троим было тяжело. И я не хотел, чтобы читатели, любители спорта слишком строго судили Александрова. Уж очень велики были успехи, необычайна слава тройки, где некогда блистали К. Локтев, А. Альметов и В. Александров, и у меня не хватает мужества корить Вениамина за его чрезмерную преданность своим старым друзьям: память об их совместной фантастической игре "предавала" Александрова, и он видел на поле не Петрова, а юного, неопытного Альметова.

Я не раз говорил Вениамину, что нельзя от Володи требовать, чтобы он играл так же, как прославленный центрфорвард, чтобы Борис Михайлов был равен в манере, по классу Константину Локтеву.

Вениамин оправдывался, что ему трудно переучиться играть: он видел в молодых партнерах не новых хоккеистов, а их предшественников - своих замечательных прежних товарищей по звену. Он не мог понять, что у молодых свой почерк, свой характер, свое технико-тактическое мастерство, что у них - и это главное - новое понимание хоккея. У меня было несколько серьезных бесед с Александровым. Я старался доказать ему, что он во многом не прав, стремился внушить, что если он хочет по-прежнему играть, то должен прибавить в физическом заряде, в старательности, советовал постепенно обновлять старый тактический арсенал. Я старался объяснить Вене, что не молодежь пришла к нему в тройку, но что создано новое звено, где все должны быть на равных. Где нужно одинаково творчески и старательно действовать всем троим, и никто не должен выступать в роли подыгрывающего или в роли премьера. Я убеждал прекрасного мастера, что молодые партнеры помогут ему установить рекорд спортивного долголетия: это был шестнадцатый сезон Александрова в большом хоккее. Снова напоминал об Анатолии Фирсове, который помогал В. Викулову и В. Полупанову, а потом и А. Мальцеву в сборной страны: и каждый раз Анатолий умел перестроиться, начать заново; и каждый раз мы видели нового хоккеиста, как бы вернувшегося в свою молодость.

Соглашаясь со мной, Александров говорил, что все это верно, что он изменит отношение к ребятам, но... Он не мог преодолеть себя.

И вот тогда тренеры армейцев поняли, что звено в нынешнем составе исчерпало практически все резервы роста: ветеран не понял свою миссию. Возник конфликт между хоккеистами разных поколений.

Надо было принимать срочные меры.

Вот так и получилось, что в один прекрасный день вынужден был провести хирургическую операцию - а место прославленного ветерана пришел совсем молодой, только что вернувшийся со стажировки из города Чебаркуля Валерий Харламов.

Меня снова, как и прежде, ругали за разбазаривание ценных кадров нашего хоккея, за риск, за опрометчивость.

Но, приняв решение, я не жалел о нем.

Правда, на короткое время возникла новая проблема.

Резко изменилось отношение Петрова к игре. Теперь Володя почувствовал, что он центральный нападающий, который призван отвечать за своего совсем юного партнера Валерия Харламова, и это чувство ответственности заставляло Петрова работать более напряженно.

Но кое в чем он перебарщивал. Ему хотелось быть не просто центральным нападающим, а истинным лидером звена. А когда Петров понял, что Харламов равноценный член звена, что с ним можно играть как с равным, что он так же трудится за партнеров, как и они за него, - вот тогда и родилось новое звено, тогда и появились первые проблески той интересной игры, которая спустя некоторое время вывела тройку на ведущие позиции не только в отечественном хоккее.

Мы поставили Харламова не на один матч, мы ставили его навсегда, надолго.

Это было не случайное, но продуманное, планировавшееся заранее усиление складывающейся, формирующейся тройки; и, поверьте, Борис Майоров поспешил с утверждением, что молодые заиграли неожиданно для меня и сразу же успешно. Позволю себе напомнить молодому моему коллеге, что дебют тройки не внушал оптимизма. Напротив, первый матч с участием нового звена мог бы принести глубокое разочарование. Армейцы проиграли в Горьком торпедовцам со счетом 0:1.

Думаю, Майоров знает, что поражения не столь часты в практике ЦСКА и что неудача для нашей команды - всегда чрезвычайное происшествие. Стало быть, поражение могло бы насторожить нас, заставить задуматься о составе. И если бы Харламов был подключен случайно, то...

Кстати, после матча в Горьком, где тройка впервые выступала в нынешнем ее составе, Александров еще играл с Петровым и Михайловым, но дальнейшая судьба звена была уже предрешена. Несмотря на провал в Горьком.

Мы верили, что новое звено заиграет.

Помню, как радовались Михайлов и Петров, когда узнали, что рядом с ними будет играть прославленный ветеран нашего хоккея. Помню, как внимательно они его слушали, как во всем подчинялись.

Но все проверяется временем. И я видел, как были искренне счастливы Володя и Борис, что к ним в тройку подключается новый партнер. Радовались, что к ним пришел такой, как и они, молодой хоккеист. Их совсем не смущало, что отныне они должны полагаться только на самих себя, что "дядьки-наставника", с которого спросят тренеры, больше не будет. Они понимали, что теперь им никто не поможет, но это как будто бы не огорчало их. Борис, Владимир и Валерий не только вместе играют, но и по-настоящему дружат. Живут в одной комнате во время тренировочных сборов, сидят за одним столом, вместе проводят свободное время...

Догматизм противопоказан любой деятельности, но особенно опасен он в работе тренера, педагога. Удачный опыт с одним человеком вовсе не обязательно пришлет к успеху с другими людьми.

К каждому нашему подопечному нужен особый подход. К каждому следует подбирать новые ключи.

В хоккей играют разные люди. И опыт Анатолия Фирсова совсем не обязателен для всех ситуаций. И вовсе не все его знаменитые коллеги по команде могли бы вытащить" на своих плечах молодежные звенья.

Хотя, надо признаться, сейчас я думаю, что вместе с Константином Локтевым молодые хоккеисты смогли бы так же быстро подняться к высотам мастерства, как рядом с Фирсовым. У Локтева есть все те же достоинства, которые дают основание считать, что он мог бы стать таким же прекрасным воспитателем.

Однако Константин Борисович был самым старшим в фославленном трио, и в силу возраста он первым покинул лед.

Создание нового коллектива - задача мудреная. А звено хоккеистов - это коллектив, где решающую роль играет не только творческий почерк спортсменов, но и их характеры, их психологическая совместимость; и я хочу, чтобы вы с завистью и уважением относились к работе, поискам, раздумьям, успехам и неудачам тренера, которому выпало счастье решать самые интересные в нашей жизни задачи.