Истоки

Истоки их педагогического дара - где они? Ну, хорошо, Житлов закончил педагогический институт. Но у Брена лишь обычное среднее образование.

Люди разных поколений - Брен и Житлов, они очень похожи друг на друга. Оба верные товарищи, оба щедры на добро, оба труженики и жизнелюбы. И оба удивительно скромны.

Брену, ровеснику революции, Житлов, родившийся перед самой войной, в сыновья годится. Но вот ведь что удивительно: Брен в свои шестьдесят молод, как тридцативосьмилетний Житлов, а Житлов опытен, как проживший большую жизнь Брен.

Брен родился в семнадцатом году, в волжском городе Юрьевце, в семье портного. Но отца не помнит - тот умер в год рождения Брена. Мать, женщина сильная и мужественная, еле-еле обученная грамоте, осталась с четырьмя, мал-мала меньше, сыновьями. В России полыхала революция. Она спасала молодую вдову и ее сыновей. Мать стала коммунисткой ленинского призыва, жила жизнью, которой жили в те годы тысячи таких же, как и она, людей, разбуженных, раскованных революцией. Была депутатом Казанского горсовета, очень активной, неугомонной и твердой в делах и мыслях.

Все четверо ее сыновей встали на ноги и твердо стоят на земле и в жизни. Вот только у младшего судьба сложилась трудно. Роста Брен небольшого - всего-то сто пятьдесят шесть сантиметров. Но крепыш. Во время финской кампании его призвали в армию - в лыжный батальон: он был горнолыжником. Солдат Брен так и остался в армии. Службу нес на западной границе. Великая Отечественная опалила есо ранним утром 22 июня 1941 года.

...А потом проклятый плен - до мая сорок пятого. Он трижды бежал, трижды был пойман, прошел лагеря смерти, но выжил. Когда бежал в последний раз - уже из английской зоны оккупации к своим (было это 10 мая 1945 года),- весил, страшно подумать, около двадцати килограммов.

- Сколько весят кости да кожа, столько и весил,- говорит Брен, и словно кто-то вдруг вырубил электричество - погасли его горящие, такие живые и молодые глаза - вспомнил...

- Исаак Борисович,- говорим ему,- простите ради бога за такой вопрос, но как вам, еврею, удалось выжить в фашистских концлагерях?

- Товарищи спасли, не выдали... Взял я фамилию своего старого казанского друга, Аксеновым Борисом назвался. Ну, еще, наверное, говорок мой волжский... Ну, и спорт, конечно. Поднимали нас в пять утра, но я вставал в четыре, на ногах еле держался, но зарядка - это обязательно, другого пути не было. Выстоять надо было, не упасть... Духом не упасть, понимаете ли, духом...

Он выстоял!

И поклялся до конца дней своих быть верным жизни, людям, товариществу, своей земле. И спорту, конечно, тоже.

Вот они - его истоки.

...У Владимира Житлова оба деда - Федоры-самарские мужики.

Мать, Анна Федоровна, и отец, Василий Федорович, тоже люди земли. Простые, добрые, гордые за своих сыновей. Детей воспитывали в мире и дружбе и, главное,- в труде. Сыновей у них трое: старший, Виктор,- партийный работник, Юрий - военный инженер, младший, Владимир, теперь человек известный - в газетах о нем пишут, по телевидению и радио рассказывают. Спросил стариков Житловых:

- А не боитесь, что Володя ваш зазнается?

- Ой, да что вы!- всполошилась Анна Федоровна.- Или уж есть что?

- Ты чего это, мать?- тихо, но твердо сказал Василий Федорович.- Что, Вовку своего не знаешь?

Детей своих Житловы воспитывали не словами, не наставлениями, но своей жизнью.

- Жили мы всегда дружно,- расьевно-раздумчиво сказала Анна Федоровна.- Чтобы ссорились или что такое - этого не было. Отец у нас партийный с тридцать второго года, всю жизнь трудился. Баловать мы ребят не баловали, пусть одна рубашка, да только чистая. Я, бывало, спать не ложусь, пока все не перестираю да не переглажу. Ну и товарищи у него всегда хорошие были. Вот и выросли.

Старых, мальчишечьих лет товарищей Владимира Васильевича Житлова не знаю, а вот теперишних....

Если выпадет денек свободный, то обязательно собираются они все вместе: Николай Тимофеевич Колчин, Юрий Яковлевич Жуков, Леонид Георгиевич Никитин, Файбиш Абрамович Магарил и Владимир Васильевич Житлов.

Тимофеич - так они величают Колчина, того самого знаменитого в пятидесятые годы десятиборца Колчина, чемпиона России и призера Союза - доцент, кандидат наук, заведует кафедрой в пединституте. Остальные - преподаватели этой кафедры. Магарил с Жуковым - волейболисты, Никитин с Житловым - баскетболисты.

А все вместе - преданные спорту люди, хорошие педагоги и настоящие мужчины. На все руки мастера: и дом построить, и уху сварить, и мотор собрать, и скроить - сшить все что угодно. Мастера, словом.

Вы уже знаете, что несколько лет - самых трудных, когда школа только-только становилась на ноги,- Житлов работал совместителем - из института, с кафедры и сам не хотел уходить, да и они его отпускать не хотели. Утром в школу, потом в институт на занятия, потом снова в школу, вечером опять в институт на тренировку, к - своим баскетболисткам. И так каждый день. А потом начались разъезды...

- Дело прошлое, за давностью простят, поди,- признавался нам Колчин.- Понимали мы, что надо Василичу ездить со своими фехтовальщиками, но как все эти его разъезды прикажете оформлять? К ректору не пойдешь - спросит, зачем и куда это Житлов разъезжает? Но мы так делали: соберемся, распишем между собой его часы. "Езжай,- говорим,- отработаем за тебя".

- Хотите, верьте, хотите, нет,- вставляет добродушный Никитин,- но мы верили, что серьезное дело он затеял. Мы его знали и Брена знали. Видели, как они вкалывают...

- Без них,- сказал Житлов,- ничего бы у меня не получилось. Ничего. Это я вам точно говорю...

...Было все это на Волге, на маленьком острове, где они построили себе избушку все вместе и куда приезжали изредка порыбачить. Была темнущая августовская ночь, горела свеча...

Тимофеич взял гитару и запел:

Всюду были товарищи,
Всюду были друзья...

- "Но знакомую улицу позабыть он не мог..." - подтянули они тихо...