Непохожие близнецы

В 1954 году, дебютируя на чемпионате мира, советская сборная произвела сенсацию, выиграв золотые медали. Через сезон, в 1956-м, она прибавила к своему прежнему титулу звание олимпийского победителя. И наши любители спорта уверовали в то, что теперь-то иначе и быть не может, что победы будут следовать одна за другой.

Но спорт есть спорт, и никто не может уйти от его "железных" непреложных законов. Две победы, о которых шла речь выше, выпали на долю "старой гвардии" нашего хоккея. Сделав свое дело, она уходила в запас. На смену пробивалась талантливая молодежь. Она сражалась отчаянно и смело, ее поддерживали оставшиеся в команде ветераны, но прежних успехов уже не было. Так прошло пять долгих лет. На ледяных полях по-прежнему, как и встарь, господствовали канадцы, на Олимпиаде 1960 года чемпионом стала сборная США. У нас что-то не получалось, чего-то не хватало. А чего именно - этого никто не знал. Как часто бывает в таких случаях - все беды валили на тренеров. За пять сезонов их меняли в сборной трижды.

Летом 1962 года спортивную Москву взволновало известие, что новыми руководителями сборной назначены заслуженные мастера спорта Аркадий Иванович Чернышев и Анатолий Владимирович Тарасов. Комментируя это событие, один из видных хоккейных обозревателей той поры открыто заявил:

- Ну, и сочетание! Бьюсь об заклад, что больше одного сезона они не продержатся, старшим тренером станет Тарасов, а Чернышев теперь уже навсегда уйдет из сборной.

С этим знатоком никто в тот раз и не спорил.

Пятнадцать месяцев спустя обновленная команда под руководством Чернышева и Тарасова вернула себе титул сильнейшей в мире. Правда, тогда она проиграла матч шведам и поднялась на высшую ступеньку пьедестала почета, может быть, и вследствие некоторого элемента везения. Так, по крайней мере, писали шведские и канадские газеты. И так объяснил мне суть дела тот самый обозреватель, о котором шла речь выше.

- Не проиграй шведы в последний день сборной Чехословакии, чемпионами были бы они. В Инсбруке нам это везение вспомнят. Будут с нами насмерть биться и канадцы, и шведы, и чехи.

По-видимому, с этого самого разговора я и "заболела" хоккеем. Мне прямо не терпелось тогда скорее дождаться урочного часа и узнать, сбудется ли это мрачное пророчество или наши парни сумеют постоять за себя и за честь нашего спорта. Желание во что бы то ни стало воочию увидеть все это и заставило, главным образом, добиваться поездки в Инсбрук.

Там, в городе, прижавшемся к Тирольским Альпам, увидела я замечательный, пока еще неповторимый хоккейный спектакль, увидела знаменательную победу. Она потрясла не только меня - она произвела неизгладимое впечатление на весь спортивный мир.

Тогда, после матча СССР - Канада, решившего исход олимпийского турнира, я спросила у наставника "Кленовых листьев", какую линию в советской команде он считает наиболее сильной.

- Звено Чернышев - Тарасов, - ответил патер Бауэр, и лицо его не выражало в тот миг ничего, кроме серьезности и глубокой убежденности.

Я записала эту фразу, сказанную канадским тренером на пресс-конференции в блокнот, подчеркнула двумя жирными линиями и... забыла. По-видимому, забыли о ней и мои коллеги. А менаду тем, что может быть ярче и точнее этой оценки?! Она достаточно убедительно говорит о том, что самые умные, самые дальновидные наши соперники уже тогда оценили, как много значит этот дуэт для судеб советского хоккея, советской команды.

Сейчас, когда они уже ушли из сборной, хочется понять, что было главным в их творчестве, что приносило и им самим, и сборной команде успех.

Пожалуй, на первое место я бы поставила смелость. Смелость, которая была в одинаковой мере свойственна им обоим, хотя проявляли они ее в разных ситуациях по-разному.

Возвращусь к тому самому памятному 1963 году, когда наша сборная вернула себе титул чемпионов мира. Но при этом проиграла официальный матч шведам. И все газеты этой страны написали отчеты в том духе, что некоронованным победителем первенства мира являются "Тре крунур".

Что нужно было делать в подобной ситуации? Уверена, что девяносто девять из ста были бы безмерно благодарны судьбе и не рискнули бы ни при каких обстоятельствах испытывать ее дальше.

Чернышев и Тарасов поступили иначе. Они выступили с предложениями к руководству шведской сборной провести два товарищеских матча, которые пресса тут же окрестила "матчами престижа". Выиграли их наши ребята.

Когда мы в Гренобле возвращались с последнего матча, определившего победителей олимпийского турнира, в автобусе, сидя рядом, заговорили с Аркадием Ивановичем о двух отшумевших олимпиадах.

- Миновало уже столько турниров, олимпийских и мировых, но когда вам, тренерам, - спросила я у своего собеседника, - было всего труднее?

- Самым трудным оказался, конечно, турнир в Гренобле, - устало улыбнулся он.

- А как же оценить матчи престижа, о которых в свое время так много писали и спорили, - вернула я Аркадия?

Ивановича к событиям чемпионата мира в Стокгольме.

- Это были важные для нас матчи, но тяжелыми их назвать нельзя. Это была важная моральная победа, фундамент, на котором мы могли строить здание веры команды в свои силы, в свое будущее,

- А если бы проиграли? - спросила я, понимая всю наивность такого вопроса. Но старший тренер нашей сборной отнюдь не посмеялся надо мной.

- Представьте, мы тоже задавали себе такой вопрос. Мы ведь были тогда, как и многие игроки в команде, начинающей парой. Неудачи после победы могли прежде всего подорвать наш авторитет, вызвать резкие оценки. Но мы все-таки пришли к единому мнению, что рисковать надо. Что момент в психологическом плане очень удобный, и если эксперимент пройдет удачно, то команда в целом сразу станет намного сильней, намного увереннее в себе.

- А кто из вас первый предложил сыграть эти матчи?

- Ну, вот это уж я решительно не помню. Кто-то из нас сказал "не плохо бы", а кто-то тут же добавил: "ты знаешь, и я так думаю!"

- И потом никто не дрогнул, никто не передумал?

Вот тут Аркадий Иванович рассмеялся:

- Мы, знаете, в самом начале своей работы дали друг другу слово не отступать от принятых решений, если они уже объявлены команде. Самое страшное, если спортсмен почувствует в своих руководителях хоть какую-то долю нерешительности, неуверенности. Мы раз и навсегда отказали себе в праве на слабость духа.

И это не пустые слова. Десятки, а может быть, сотни и тысячи раз они показывали своим ребятам, что обладают запасом воли, необходимым для того, чтобы вести их вперед.

Вспоминаю один любопытный разговор, который произошел у меня в Инсбруке с Анатолием Владимировичем Тарасовым за два дня до матча с канадцами.

Как обычно, он пришел к нам в ложу прессы, чтобы посмотреть очередной матч наших соперников. Он сидел с блокнотом на коленях и отмечал в нем какими-то, только ему понятными значками и цифрами все то, что совершалось на ледяном поле. И здесь же комментировал происходящее. Но что это был за комментарий?! Он предсказывал ход завязавшейся атаки, возможность завершения или неудачу той или иной комбинации, действия нападающих при прорыве. Анатолий Владимирович давал при этом игрокам такие яркие и глубокие характеристики, так живо раскрывал своеобразие их манеры игры, что ты по-новому видел роль каждого члена команды. Его объяснения позволяли проникнуть к самую сущность игры. Именно тогда я поняла смысл хоккея, хотя мужчины и считают, что женщинам это не дано. А полюбить его меня заставила красивая, страстная, неповторимая игра нашей сборной, какой мне больше не приходилось видеть, хотя я присутствовала на трех олимпийских турнирах и видела немало международных матчей.

- Волнуетесь? - спросила я Анатолия Владимировича в перерыве.

- Конечно, - неожиданно откровенно согласился он. - Будет трудно. Даже очень трудно.

- Только бы не дрогнули наши ребята под сильным напором, - заметила я.

- Ого, - он посмотрел на меня так, словно я заговорила с ним на полинезийском языке, и спросил с присущей ему иронией: - Неужели разбираетесь?! Ну, так вот что я вам скажу: канадцы не меньше боятся нашего силового напора, чем мы их.

- А вы откуда знаете?

- Знаю, если говорю.

И я впервые услышала историю, о которой Анатолий Владимирович потом рассказал в своей книге. Накануне Олимпийских игр наша сборная предприняла турне по Соединенным Штатам Америки, где провела несколько встреч с приехавшими в эту страну на гастроли канадскими профессионалами II и III лиг - в общем, достаточно сильными, имеющими в своих составах ряд молодых перспективных игроков.

Один матч - победа, второй - победа. Тогда неудачливые хозяева и предложили играть по правилам - суровым, жестоким правилам - профессионального хоккея. И тренеры сразу, не советуясь с ребятами, приняли это предложение.

- Хватит джентльменства, - сказали они на собрании команды. - Нашего честного, истинно спортивного поведения не понимают ни соперник, ни зрители. Мы приняли решение ударить по канадцам их же оружием. Будет трудно, и кто боится - просим высказаться честно. Стыдиться здесь нечего. Но и скрывать свою робость тем более. Итак, кто поднимает руки??

Как и следовало ожидать, никто этого но сделал. Тогда Тарасов сказал:

- Тактика будет такой: нападающим "подводить" противника с шайбой к своим защитникам, а там мы прямо приказываем: бить, бить без промаха, бить, если нужно, и больно, но строго по правилам! Подумайте сами, как это сделать, но канадцы должны бояться, прямо-таки дрожать в зоне наших ворот.

Ребята подумали. И блестяще выполнили задание. Так, что после второго периода руководители команды пришли к нашим тренерам и смиренно предложили:

- Давайте вернемся к игре по любительским правилам?!

- Давайте, - как ни в чем не бывало согласились наши тренеры. А через день в канадской - да, именно в канадской - спортивной газете была напечатана пространная статья, в которой утверждалось, что "русские не имеют себе равных в Европе по ведению силовой борьбы и приближаются в этом искусстве к сильнейшим канадским профессиональным командам".

Я привела эту историю не случайно. Далеко не все тренеры, да еще в трудном заграничном турне, накануне ответственных игр решились бы пойти на такой шаг. Аркадий Иванович Чернышев и Анатолий Владимирович Тарасов сделали его не задумываясь. Они, конечно, понимали, что идут на определенный риск, но иначе поступить не могли.

- Ведь представился случай закалить ребят в огне, - так резюмировал свой рассказ Тарасов.

Что бы человек ни делал, сколько бы полезного он ни совершил, всегда находятся люди, пытающиеся поставить под сомнение значение этих свершений или хотя бы уменьшить их цену.

Конечно, хоккей очень многое дал этим людям. Необыкновенную популярность. Интересные поездки, возможность увидеть мир. Но он отнял у них взамен всю жизнь без остатка.

Я нередко слышала замечания, подобные следующему:

- Конечно, Тарасову и Чернышеву легко, у них базовые команды, из них они и строят сборную.

Базовые команды, да! Но легко ли это? Думаю, что нет. Ведь управление двумя ведущими клубами нашей страны, организация учебно-тренировочной работы в них требует колоссальной энергии, воли, наконец, попросту огромной затраты сил.

В том, что Тарасов и Чернышев взвалили на себя этот тяжкий груз и несли долгие-долгие годы, несомненно, наше счастье. Счастье тех, кто любит хоккей. Благодаря этому удивительному и прочному содружеству у нас в хоккее никогда не было тех распрей между тренерами клубов и сборной, которые так часто терзают футбол и некоторые другие виды спорта. Тарасов и Чернышев в своих клубах и сборной проводили единую творческую линию, и это придавало главной команде страны ту завидную стройность и целостность, которой она всегда отличалась.

Когда я говорю о смелости Чернышева и Тарасова, то прежде всего имею в виду смелость творческую, жажду эксперимента, умение искать и проводить найденное в жизнь несмотря ни на что.

Примерно в ноябре 1962 года в нашей центральной спортивной газете появилась пространная статья одного известного в прошлом мастера, который резко обвинял вновь сформированную сборную в серьезном техническом отставании. Через несколько дней я встретила в Скатертном переулке у Всесоюзного комитета физкультуры Аркадия Ивановича и, между делом, спросила, как они с Анатолием Владимировичем восприняли критику.

- Чушь это! - произнес он неожиданно зло. - Наши ребята сейчас вооружены большим арсеналом технических приемов, чем когда-либо. Причем приемов, отработанных в совершенстве.

- Так что, значит, в утверждениях автора статьи нет и грамма правды?

- Правда есть. Технические ошибки мы действительно допускаем, но потому, что требуем от игроков предельной скорости. Мы считаем необходимым сразу дать высшую скорость и потом постепенно дорабатывать технику. Ведь сколько примеров дает спорт, когда атлет, владеющий, казалось бы, остро отточенной техникой, отработанной на медлительных тренировочных занятиях, вдруг утрачивает ее в напряженные моменты состязаний и матчей.

Я слушала эти слова и понимала, что несмотря на скоротечность, мгновенность нашей беседы Аркадий Иванович высказывает их основополагающую точку зрения, их, если хотите, доктрину.

- Значит, на критику не обратите никакого внимания?

- На эту нет. Мы готовили и будем впредь готовить нашу команду так, чтобы на протяжении каждого матча она могла сделать скоростных рывков больше любого соперника.

Я хорошо запомнила эти слова. И вот еще раз услышала их. В Инсбруке. На Олимпийских играх. Из уст канадского тренера.

- Русские к нынешнему турниру еще больше повысили скорость ведения атак, - говорит патер Бауэр, объясняя свое поражение. - Их беспрерывные скоростные рывки вконец измотали наши оборонительные линии. Они победили, главным образом, за счет вихревых ударов по нашей зоне.

Так стратегическая тренировочная задача, смело разработанная Чернышевым и Тарасовым, получила высшую оценку в устах поверженного ими соперника.

Специалисты могут и, конечно же, напишут о многих тактических новинках, интересных комбинациях, ярких находках, сделанных этими людьми. Меня же всегда привлекала, как я уже говорила, смелость этих людей, а удивлял четкий, раз и навсегда установленный ими и нерушимый порядок в сборной.

Впервые я познакомилась с ним в Инсбруке. Выдался свободный от игр день, мы - несколько советских журналистов - пришли проводить нашу сборную на очередную тренировку. Отъезд был назначен на десять утра. Оставалось минут пять до установленного срока. Ребята уже сидели на своих местах. Пришли тренеры, поднялись на ступеньку, бросили взгляд на часы, Чернышев приказал водителю:

- Поехали.

Даже мельком они не взглянули назад: все ли на месте. В ледовом дворце, пока ребята после напряженной работы на льду принимали душ, я спросила Анатолия Владимировича: откуда у него с Чернышевым была такая уверенность, что все на месте?

- Это закон нашей жизни! В команде, решившей по-настоящему бороться за мировое первенство, не может быть несерьезного отношения к дисциплине. Ни в большом, ни в мелочах.

Признаюсь, в тот раз столь категоричное заявление я приняла как не лишенное известной доли хвастовства. И даже, чего уж греха таить, хотела уличить в нем Анатолия Владимировича. Но ни в Инсбруке, ни в Гренобле, ни в Саппоро я так и не сумела зафиксировать ни одного, даже малейшего, опоздания. И это до сих пор кажется мне чудом. Настоящим чудом.

За время олимпиад мне удалось установить еще один очень любопытный закон жизни сборной: места в автобусе здесь выбирают один только раз. Где сел в первый день - так и сидишь до конца турнира. Никаких перемен!

- Это что, от суеверия? - спросила я как-то Славу Старшинова.

- Может быть, немножко и от него,- улыбнулся он. - Но главным образом, я думаю, это правило принято с тем, чтобы тренерам легче было определить сразу: кого нет или кто опоздал, если, конечно, такое случится когда- нибудь.

Мы часто говорим о том, что тренер - это та централь- пая фигура, от которой в самом широком смысле зависят все успехи в спорте. Но, к сожалению, употребляем эти слова в общем, так сказать, в "теоретическом смысле". А опыт Чернышева и Тарасова - живое подтверждение этому.

В клубах, которыми они руководят, а тем более в сборной, создана атмосфера высшей, я бы сказала, суровой требовательности, которой нам так не хватает во многих других видах спорта.

В Инсбруке во время матча против сборной Чехословакии Анатолий Фирсов, прорываясь к воротам соперников, был жестоко сбит на лед и за минуту до конца матча, хромая, ушел с поля. К нему бросился врач.

На следующее утро мы увидели, как советские хоккеисты на асфальтовых дорожках у своего дома выполняли зарядку. В сущности от зарядки здесь было только название: перед нами разворачивался напряженный урок по общефизической подготовке - бег, прыжки, имитация ведения шайбы, парные и групповые упражнения, снова бег, на этот раз со скоростными рывками. Во главе цепочки, то приближавшейся к нам, то бравшей подъем, двигался Анатолий Фирсов. Мне показалось, что его перечерченное струйками пота лицо чуть тронуто гримасой боли, но бежал он ровно и весело.

Каждое утро, как я убедилась потом и что меня всегда поражало, тренировки начинались ровно в 7.15 по местному времени. Ни на секунду позже, ни на секунду раньше. И в Гренобле они начинались в 7.15 по местному времени. И в Саппоро тоже. Менялись города, менялись люди, на смену одному поколению мастеров приходило другое, а порядок оставался строго незыблемым.

Может быть, какой-нибудь пессимист или брюзга назовет это излишним педантизмом. Я же вижу в этом проявление высшего порядка, обеспеченного непреклонной волей тренеров. Порядка, который не допускает даже мысли о нарушении раз и навсегда установленных правил.

От этой "вешалки" идет и все остальное. Отношение спортсмена к повышению своего мастерства. К совершенствованию техники и поддержанию физической формы. К соблюдению режима. К зрителю.

Приведу один, на первый взгляд малозначительный, но, по-моему, очень характерный пример. Последнее время в ряде наших футбольных команд появились игроки - именитые и неименитые - с прическами "а-ля Бест". Я спросила одного из наших хоккеистов, приехавших в Саппоро, как он рассматривает возможность появления такой моды у них в сборной.

- При Аркадии Ивановиче и Анатолии Владимировиче это совершенно исключено, - решительно заметил он. И, видимо, боясь, что я не поняла его, добавил: - Выгонят в два счета!

Чуть позже я передала содержание этой беседы Чернышеву.

- Что ж, он правильно сказал, - подтвердил Аркадий Иванович. - Ведь спортсмен - лицо общественное. И нам совершенно не безразлично, каким он появляется на глазах у миллионов. Советский хоккеист должен быть примером для своих сверстников - всегда и во всем.

У известного советского поэта, боевого трибуна комсомолии двадцатых годов Александра Безыменского есть стихотворение "О шапке". И есть в нем, в этом стихотворении, такое четверостишие:

 Только тот наших дней не мельче,	
 Только тот на нашем пути,
 Кто умеет за каждой мелочью -
 Революцию мировую найти.

Мне кажется, одним из самых замечательных, самых важных и ценных качеств наших тренеров как раз и является то, что они - благодаря своему энтузиазму, своей кипучей энергии, своей воле, своему авторитету - сумели использовать хоккей как огромную воспитательную силу.

Мне не раз приходилось присутствовать на встречах наших хоккеистов с общественностью, слушать горячие выступления Тарасова. После блестящей победы в Инсбруке ребята приехали в гости к гвардейцам. В зале сидело более тысячи молодых воинов - наследников боевой славы героев Великой Отечественной войны. Нелегка солдатская служба, и даже в самые тихие, в самые мирные дни требует она много энергии, сил и отваги.

Но повседневный труд кажется будничным, пока его не озаришь ярким лучом. И нужно было видеть, какой радостью загорелись глаза и лица бойцов, когда Анатолий Владимирович Тарасов бросил в зал со свойственным ему темпераментом:

- Друзья! Наш с вами пароль - отвага и верность! Разным оружием мы отстаиваем и утверждаем одно и то же: могущество нашей Родины. Славу нашей Родины.

Раздалась громовая овация. Зал встал и долго аплодировал этим словам.

На Олимпийских играх мне часто доводилось "копаться" в почте наших хоккеистов, и я всегда думала о том, что это истинно неоценимый материал для большой и волнующей книги о той неразрывной связи, которая существует у нас между большим спортом и миллионами людей. Читая и выписывая строки писем, я думала о той удивительной силе любви, которую питают к мастерам клюшки представители разных возрастов и профессий. И о том думала, что эту любовь надо заслужить! Она не возникает на пустом месте, не дается зря.

Сейчас, перелистывая свои блокноты, я еще и еще раз с нескрываемым волнением перечитываю некоторые выдержки, сделанные мною в разное время. Позвольте привести некоторые из них.

Вот почта Инсбрука. Группа военнослужащих, несущих службу на берегах Тихого океана, телеграфировала: "Видим в вас ледовых рыцарей Александра Невского. Ознаменуйте 18-летие нашего хоккея результатами 1956 года. Душой и сердцем с вами".

А вот небольшая цитата из послания - да, настоящего, на нескольких листах послания, под которым стоят 1275 подписей рабочих прославленного Кировского завода. "От имени рабочих Ленинграда, - говорится в нем, - мы просим вас не жалеть ни сил, ни самих себя, но доказать, что нет на свете такой силы, которая бы осилила нашу. Шлем вам вместе с большим приветом частицу ленинградского мужества".

Письма 1964 года. В них вместе с огромной доброжелательностью, теплотой легко угадывается и скрытая тревога авторов, их понимание того, что ребятам придется невероятно трудно, их, если хотите, далеко не безусловная вера в успех: ведь после пятьдесят шестого нашей сборной ни разу не удавалось подняться на высшую ступеньку олимпийского пьедестала.

В Гренобль уже шли послания иного рода. Среди огромного числа писем, пришедших в адрес хоккеистов, я, к своей большой радости, вновь нашла сочиненное кировцами. Но теперь рабочие знаменитого завода так излагали свои мысли, свое требование:

"Дорогие друзья! Горячо верим в ваш новый успех. Ждем возвращения на Родину трехкратных олимпийских чемпионов и восьмикратных чемпионов мира! Знаем, что вы не подведете. Салютуем вашим победам отличным качеством продукции и перевыполнением плана!"

Если начать перечислять все подобные послания, не хватило бы целой книги. Вот лишь некоторые адреса, откуда пришли хоккеистам весточки в Гренобль: Уральский машиностроительный завод, узбекский колхоз имени Алишера Навои, дизель-электроход "Россия", Московское высшее техническое училище имени Баумана, Государственный Большой академический театр оперы и балета, президиум Академии медицинских наук СССР, редакционная коллегия журнала "Смена", средняя специальная школа № 4 города Москвы, ансамбль песни и пляски Советской Армии... Нет, право, даже простое перечисление этих адресов займет слишком много места.

А в Саппоро за день до начала очередного олимпийского турнира пришла телеграмма с далекого Памира, от воинов высокогорной пограничной заставы, и было в ней всего несколько слов: "Заранее, первыми в стране, поздравляем с очередной победой, с золотыми медалями чемпионов. Безоговорочно уверены в этом!"

Должна сказать, что в этой уверенности парни в солдатских гимнастерках были далеко не одиноки. Накануне решающих встреч в Саппоро аккредитованные на XI зимних Олимпийских играх журналисты провели свое-образный референдум по вопросу о том, какой из хоккейных сборных быть на сей раз чемпионом. Из 50 участников голосования 47 (!) отдали свои голоса сборной СССР. Представляете - 47 из 50! Причем в референдуме приняли участие представители прессы Чехословакии, Швеции, США, то есть стран, чьи команды, как известно, претендовали на место под солнцем.

Каким же гигантским, каким эффективным должен был быть труд тренеров, чтобы за какие-нибудь десять лет превратить главную команду нашей страны из олимпийского неудачника в безусловного олимпийского фаворита, чьи победы ни у кого не вызывают сомнения!

Не раз, к сожалению, мне доводилось слышать, как люди, не сумевшие добиться того, чего добились эти двое, объясняли:

- Им везет...

- У них собраны все таланты.

- В таких условиях и слепой свое дело сделает.."

Со стороны всегда все выглядит простым и доступным. Но все обстоит куда сложнее. Во-первых, у Аркадия Ивановича условия работы с клубной командой ничуть не лучше, чем, скажем, у "Спартака", "Локомотива" или "Крылышек", не говоря уже о "Химике", имеющем свой дворец. А выступления "Динамо" куда более стабильны, чем всех названных мною здесь команд. У Тарасова возможности более широкие. Но все-таки, глубоко уверена, не они определяют традиционную мощь ЦСКА.

Суть - в неиссякаемом творческом запале, в горячей любви людей, о которых я пишу, к своему делу, в глубоких знаниях и опыте.

...Это было в конце лета, начался новый хоккейный сезон. К хоккеистам ЦСКА для совместных тренировок приехали шведские спортсмены. Я отправилась во Дворец спорта, чтобы побеседовать со шведскими тренерами.

Над Москвой висело знойное марево. У автоматов с газированной водой выстраивались длинные очереди. Люди старались двигаться по теневой стороне, спасаясь от разящих лучей беспощадного солнца. А во Дворце было холодно. Шведские спортсмены почему-то в тот день не тренировались, и предстояли очередные занятия армейцев.

Мы сидели у бортиков, тронутых инеем, а за ними сверкал лед. Его ослепительная поверхность была испещрена многочисленными черными точками: это дежурный заранее разбросал по площадке два-три десятка упругих шайб. А ровно в десять утра, как и было предусмотрено расписанием, на поле вышла команда. И впереди - ее боевой вожак, ее старший тренер.

Начинался обычный трудовой день прославленного коллектива. Первые двадцать минут - разминка. Но уже здесь наше обычное представление об этой части урока было разорвано, смято потоком новизны. Ребята скользили по льду, приседали, совершали такие головокружительные прыжки, что, право, им могли позавидовать цирковые акробаты, и при этом... отрабатывали технику паса. И чем сложнее были прыжки, чем замысловатей движения - тем все строже, непримиримее звучал голос руководителя:

- Точнее!

- Еще точнее!

- Больше сложности!

- Ну-ка, исполните все это с поворотом на сто восемьдесят градусов!

Следующее упражнение было названо так:

- Средняя зона - скоростная!

Суть его, в общем-то, очень проста: пары спокойно скользят от лицевого борта, и вдруг у синей линии - взрыв, набор скорости. Кажется чудом это мгновенное превращение спокойного, даже несколько медлительного атлета в ракету, а человек, стоящий посредине поля с микрофоном в руках, зол, крайне недоволен.

- Взрыв, - кричит он, - это не только ноги. Это быстрота мысли. Это быстрота паса.

И снова пара за парой врываются на предельной скорости хоккеисты в квадрат, очерченный двумя жирными синими линиями, стремясь опередить время и друг друга.

Новое упражнение: игра один на один. Старые спортивные друзья превращаются на время в ожесточенных соперников и, то с неподдельной яростью, то с истинно мальчишеским азартом, сражаются за шайбу. А под сводами дворца все громче, все настойчивее звучит все тот же голос:

- Злее! Еще злее!

- Отдал шайбу - умри, но верни ее!

- Не сдавайся! Ни за что не сдавайся!

И стучат, стучат клюшки, вскипает под ногами лед, борьба идет такая ожесточенная, какую не всегда увидишь и в настоящем матче. Что ж, кому-кому, а армейцам, конечно же, хорошо известно старое суворовское правило: "Тяжело в ученьи - легко в бою".

И, словно желая подтвердить верность этому принципу, тренер создает ситуацию, которая не так уж часто возникает на площадке. Пары разбиваются на обороняющихся и нападающих. У нападающего - клюшка, его задача пройти к воротам и открыть счет. Его напарник - без клюшки. Он должен встретить атакующего корпусом, искусной игрой телом закрыть ему дорогу к воротам.

Начали. Пара сменяет пару, на ворота накатывается волна за волной, то и дело завязываются ожесточенные поединки - с падениями, ударами, непримиримыми столкновениями. А над безмолвными трибунами несется неумолимый голос:

- Юра, плохо, повторить!

- Саша, смелей!

- Не бойся столкновений, Леня!

Я специально подчеркиваю, что во время тренировки, чем бы ни занимались игроки, тренер обязательно называл имена. Его указания не безлики, носят не общий, а конкретный характер: жестоко бьют того, кто действует трусливо или с ленцой, подбадривают смельчака, выделяют каждый удачный прием, каждый правильный шаг.

Два часа беспрерывной работы - а это, и впрямь, тяжелая, требующая огромной траты сил работа - проходят необыкновенно быстро.

- Не заметил, как время пролетело. Только вот рубашка насквозь мокрая, - выдохнул один из хоккеистов...

Когда тренировка окончилась, я подошла к Анатолию Владимировичу:

- Не слишком ли много труда для одного дня?

Он расхохотался: таким неудержимо веселым я не видела его никогда.

- Лидия Петровна, эти два часа - всего лишь часть нашего дневного рациона. Чтобы дать вам более или менее точное представление о характере нагрузки, могу сообщить расписание дня. С 10 до 12 - техническая тренировка на льду. Тридцать минут - упражнения с отягощениями. А вечером товарищеский матч со "Спартаком". Задание - только победа! Тот, кто не занят в соревновании, с 18 до 20 занимается атлетической гимнастикой по специальной программе.

Вечером я приехала на игру. Как только команда вышла на лед, у бортика, чуть подавшись вперед, стал Анатолий Владимирович. И с этой минуты для него уже не существовало ничего, кроме хоккея, кроме того, что происходит там - в сверкающем белом квадрате.

Вот тогда я и подумала: сколько нужно самоотверженности, если хотите, даже жертвенности, чтобы вот так, изо дня в день, утром и вечером находить в своем деле все новые и новые краски, делать открытия, на протяжении десятка лет увлекаться самому и увлекать других, не уставать учиться, ясно видеть перспективу, ломать устаревшие традиции и строить новое здание.

Так работает для советского хоккея Анатолий Владимирович Тарасов. Так трудится во имя его Аркадий Иванович Чернышев. И именно в этом, только в этом объяснение их необыкновенной "удачливости" и стабильности успехов.

Руководители нашей хоккейной сборной сумели создать в команде обстановку высокой воинствующей партийности. Здесь активно, боевито работает комсомольская организация, проводятся политические занятия, читаются лекции, организуются систематические встречи с трудящимися.

Вот, например, как проходило комсомольское собрание, состоявшееся в команде 27 января 1964 года - в самый канун открытия IX зимних Олимпийских игр.

Первое слово произнес Анатолий Владимирович Тарасов. Его выступления далеко не всегда отличаются логичностью, но в страстности, боевитости, юношеском задоре им нельзя отказать.

- Ребята, - не говорил, а почти кричал он, - представьте в эту минуту нашу страну. Вот Москва. В цехах заводов и фабрик, в вагонах метро говорят об Инсбруке. О нем говорят моряки в штормующем океане, и сталевары у домен Магнитки, и герои Звездного городка. Им будет радостнее на душе, если вы победите. И вы не имеете права не победить!

После такого вступления от желающих выступить в прениях не было отбоя. Даже, ко всеобщему изумлению, пожелал выступить Виктор Коноваленко, которого и в обычной-то обстановке не заставишь выдавить из себя слово.

О многом говорилось на том собрании. О боевитости, о железной дисциплине, о готовности не жалеть себя. О необходимости отдать игре все силы, все свое индивидуальное мастерство, но подчинить его всецело идее коллектива, задачам коллектива.

На этом собрании не было длинных напыщенных речей. Витя Коноваленко действительно выступил. Вот полная стенограмма его обращения:

- Ребята! Главное, носы не вешать, если что-нибудь не получится. Один допустил ошибку - другой пусть исправит. Так и победим!?

Ему долго аплодировали. Его тезис поддержали и развили другие. Слова "Родина", "советский народ", "родная партия" звучали особенно часто. Это выступали не просто хоккеисты, а патриоты, верные сыны своего социалистического Отечества. Такими их воспитали тренеры.

Казалось бы, комсомольское собрание на таком высоком уровне могло успокоить наставников сборной. Но за день до решающей встречи с командой Канады Аркадий Иванович Чернышев собрал ребят и сказал им буквально следующее:

- Помните, друзья, вы ведь из страны героев. Из страны Александра Матросова и Юрия Гагарина. Так что выход у вас один: тоже быть героями в своем деле.

Эти слова, видно, глубоко запали спортсменам в душу, и на следующий день специальный номер стенной газеты сборной СССР начался такими словами:

 Силы свои утроим,
 Клятву дадим, друзья.
 Мы из страны героев,
 Нам проиграть нельзя!

С этой уверенностью, с этой глубокой убежденностью выходили на каждый матч воспитанники Чернышева и Тарасова. Они всегда стремились быть достойными бойцами. Их не страшили ни боль, ни увечья, ни травмы, ни сила соперников. Нужно биться - бились. Нужно не жалеть себя - не жалели. И в этом - главная разгадка наших успехов.

Может показаться, что я задалась целью идеализировать эту пару, написать портреты, лишенные темных красок. Ничего подобного. Как и у всех незаурядных людей, у них много недостатков. Недостатки есть в каждом чело-веке, но не в каждом достоинства столь резко, столь отчетливо, столь очевидно пересиливают их.

Наша пресса часто писала о покладистости, мягкости Чернышева, вспыльчивости, даже необузданности Тарасова. Внешне они и в самом деле совершенно различны. Но только внешне. Когда касается дела, у Чернышева хватает воли, причем такой воли, что люди, встречающиеся с ее проявлением впервые, охают от удивления. А Тарасов в нужную минуту может быть и сердечным, и найти теплые слова для ободрения. Эти два, таких разных по характеру человека умеют быть похожими друг на друга, как два близнеца, умеют слиться воедино, когда речь идет о том, ради чего они живут - о победе.