Рассказ Люды Титовой в Гренобле

- Над стадионом поднимаются и тают в серой пелене неба крики: "Алле, Артин!" Это французы болеют за свою соотечественницу Мартин Иванжин. Мартин бежит передо мной, а я только готовлюсь к старту.

Вот и мой выход. Рядом японка Такеда, с которой жребий свел нас в одной паре.

Волнение как-то внезапно охватывает меня. Сидорова, мировая рекордсменка, бессменный лидер сезона, пробежала плохо. А ведь именно она была нашей надеждой на пятисотке. Это удручает. Ведь я всегда уступаю Сидоровой несколько сотых. Всегда. Значит...

Ничего не значит - надо собраться! Главное, сразу набрать скорость. Вон как бегут американки, веселые, задорные. И со старта срываются, как ракеты.

Замерла. Жду сигнала стартера. Не успевает прозвучать выстрел, как я выскакиваю вперед, фальстарт.

Нервы! Только что Евгений Николаевич, мой дорогой тренер, убеждал меня, что сегодня - мой день. "В таких турнирах, - звучали его слова, - побеждает тот, у кого крепкие нервы. А у тебя они стальные". Увы, оказывается - нет. Такие же, как у всех.

Выпрямляемся. Прокатываемся с Такедой неподалеку от линии старта. Снова приготовились. Замерли.

Стартер что-то медлит. Не выдерживаю этого цепенящего молчания за спиной и опять ухожу со старта раньше времени.

Два фальстарта! Еще одна попытка, и снимут с соревнований. Четыре года надежд, трудов, сотни набеганных километров. Как глупо потерять все это, так и не начав борьбы, не сумев совладеть с собой на старте.

Мысли молниеносно проносятся в голове, как в минуту большой опасности. Как приеду в институт? Все станут успокаивать, расспрашивать или, что еще хуже, сочувственно молчать. Ребята сейчас сдают экзамены. Последние экзамены в институте. А там защита диплома - и мы инженеры.

...Такеда меня ждет, приготовившись к старту. Я подъезжаю к ней, она тут же бросается вперед. Третий фальстарт. Теперь не по моей вине. А через несколько минут она опять срывается с места раньше выстрела.

Четыре фальстарта перед одним забегом - такое случается редко. Мы обе наэлектризованы и виновато смотрим друг на друга. Такеда опускается на колено, завязывает шнурок, а я думаю, шнурок - это просто предлог, чтобы успокоиться.

Положение невероятно сложное. И вдруг откуда-то из глубины чувств и памяти вырывается знакомая, чуть озорная песенка: "С этим что-то делать надо, надо что-то предпринять!" И странно: волнение как-то сразу укладывается во мне, и вместо него рождается чувство уверенности, рождается азарт.

В пятый раз поднимает стартер пистолет, и вместе с выстрелом, как выпущенные из лука стрелы, уносимся мы вперед под неуемный гул трибун. Мгновенно пролетаем круг. Финиш. По крикам зрителей, по радостному лицу своего тренера понимаю, что время хорошее для сегодняшнего дня. 46,1 - светится на табло результат. Пока лучший результат...

Так он и остался лучшим. А слова, с которых начата эта маленькая главка, Людмила Титова произнесла вечером, когда мы сидели у нее в комнате, в олимпийской деревне Гренобля. На столе стоял букет красных роз и лежала красная коробочка с золотой олимпийской медалью.

Люда была в превосходном настроении. Усталости, по ее словам, пятисотка не дала, и она собиралась на следующий день бежать "полуторку". Ее участие на этой дистанции вызвало большие споры и в тот день, и потом.

- Стоит ли вам тратить силы перед забегом на 1000 метров, где от вас снова ждут большого успеха? - спросила я.

- Этот вопрос, если проиграю тысячу, мне будут задавать всю жизнь. И я сама буду задавать его себе. Но сейчас сидеть и ждать, целый день бездействовать, когда другие готовятся к выступлению... Поверьте, это труднее, чем пробежать самой.

И на следующий день после полуторки Люда подарила нам всем еще одну медаль - на этот раз серебряную. Наверное, ей чуть-чуть не повезло: она бежала в третьей паре, а Гейссен, завоевавшая золото, стартовала много позже и уже знала все, что нужно было знать для победы.

Две олимпийские медали - одна золотая, другая серебряная - большой успех. И каждый из нас, журналистов, пытался найти ответ на вопрос: что же помогло победе Титовой. Пыталась найти его и я.

В Гренобле наши с Людой дороги сходились часто. Во Франции, на первых для Титовой Олимпийских играх, ее интересовало буквально все - в Шамрус она ехала, чтобы своими глазами увидеть виртуозные виражи знаменитого Килли, в Альп Д'юэз - соревнования бобслеистов, которых не увидишь у нас. Вечером приходила в ледяной дворец поболеть за "своих" хоккеистов, полюбоваться пленительной Флеминг, а на следующий день звала подруг знакомиться с полюбившимся ей городом.

Как-то, гуляя по Греноблю, мы забрели в старую часть города. Длинная узкая улица с серыми домами, чугунными решетками окон и балконов, унылая и пустынная, удивительно сохранила дух средневековья. Из двери одного дома вышли наши конькобежки. Они заходили посмотреть внутренние дворики этой улицы. Не удержали любопытства и мы.

Высокие серые стены окружали небольшой квадрат, вымощенный серым булыжником. Ни деревца, ни травинки. Казалось, что ты попал в старый глубокий колодец, в котором давно пересохла вода. Хотелось скорее вырваться отсюда, убежать на простор - к свету, к свободе. И мы пошли с девушками через висячий мост - в Гренобль XVIII века.

На небольшой уютной площади умирал в муках бронзовый "Баярд", рыцарь без страха и упрека, как называли его современники. Мы остановились у памятника, и каждый думал о своем. Когда-то бедный дворянин прославился своею необыкновенной храбростью и мужеством, высоко ценившимся в век рыцарства. Слава Баярда складывалась по крупицам, десятилетиями и сохранилась в веках, а слава стоявшей со мной девушки, москвички Люды Титовой, родилась здесь же, в этом городе, где когда-то жил Баярд, - родилась мгновенно. Телетайпы, телефоны, телевидение быстро разнесли ее по земле. Где появляется Людмила, ее окружают люди, просят автографы, дарят значки, сувениры, букеты роз. А рядом стоит по-прежнему очаровательная, только очень уж придавленная неудачами женщина, за одну улыбку которой фотокорреспонденты клялись отдать в Инсбруке полмира. Сейчас к ней никто не подходит, никто не теребит, никто попросту не замечает.

- Как быстро все в жизни кончается, - говорит Лидия Скобликова.

- Да, как быстро все кончается, - повторяет Люда Титова.

Они произнесли совершенно одинаковые слова, но для канадой они обозначали что-то сугубо свое, какой-то особый смысл.

Вечером, после очередного "представления" фигуристов, мы заехали к Люде в олимпийскую деревню и продолжили свой бесконечный разговор.

- Кто ваш основной тренер?

- Основной и единственный Евгений Николаевич Красильников. Это удивительный человек - добрый и строгий, веселый и молчаливый, много знающий и постоянно что-то изучающий.

- Но он ведь живет в Ленинграде?

- Ну и что же. Регулярно присылает мне планы тренировок, стратегический чертеж нашей работы, а тактику я уточняю сама, в зависимости от условий, от загруженности.

- А в чем же она выражается?

- Как в чем? Я ведь учусь в институте, прохожу практику на заводе, работаю над дипломом.

- Трудно?

- Не трудней, чем всегда. За годы студенчества я уже привыкла к режиму: шесть часов в сутки - лекции, четыре - тренировки, четыре - подготовка к семинарам. Режим остался и останется тот же! И все это - в порядке вещей.

Разговаривали мы долго. Люда охотно рассказывала о себе, о далеком русском городе Чите, где она родилась и где теперь живут ее папа с мамой. Снова говорит о себе, о подругах, об институте, нагрузках, тренировках. И мне с каждой ее фразой становится все более и более ясно, почему победила она, эта темноволосая девушка, здесь, в Гренобле. Это удивительно целеустремленный человек, и добиваться поставленной цели ей помогают воля и трудолюбие. Она умеет видеть главное, сосредоточиться на нем и отстранить все несущественное, все второстепенное. Казалось бы, черта, характерная для зрелых людей, а может быть, наоборот, для юных, у которых в жизни еще очень много непокоренных вершин и которых не тянет к отдыху.

Добрая и мягкая улыбка, всегда играющая на ее лице, совсем не означает, что она "ручная", покладистая. Люда прямая, решительная, принципиальная, не на словах, а на деле показывающая, что у нее есть свой характер.

"Целеустремленная", "волевая", "славная", - за этими определениями часто пропадает живой человек. А Люда любит жизнь во всем ее многообразии. Любит и театр, и книги, встречается с друзьями.

Снова и снова возвращаемся к уже ушедшим в историю олимпийским состязаниям.

- Люда, как вы теперь, с высоты свершившегося смотрите на свое выступление?

- На пятисотке мне, вероятно, чуть повезло. Честно говоря, я думала, что победит здесь Таня Сидорова. Но вот не вышло у нее. В чем дело? Наверное, не выдержали нервы, рано настроилась, перегорела. Ведь лидерам и фаворитам всегда вдвое тяжелее, на них давит груз двойной ответственности. К тому же Тане уже 31 год. Это тоже надо учитывать.

Я тоже не могу себя похвалить: показала на пятисотке плохое время. Но это из-за льда. Он был очень капризным. Приходишь на тренировку - отличное скольжение. Уйдешь в раздевалку отдохнуть, возвращаешься - лед покрылся инеем, и уже бежишь как по наждаку.

Ну, а если говорить об итоге, об окончательном результате, то, конечно, счастлива. Не за себя, а за то, что хоть немного поддержала авторитет нашей команды, честь нашего конькобежного спорта. Тем более, что соперницы оказались сильными. Может быть, более сильными, чем мы ожидали. Особенно американки.

- Ну, а на тысячу метров могли бы выступить лучше?

- Думаю об этом день и ночь. Знаете, когда серебро в кармане, невольно кажется, что золото ты попросту упустила. Но это не так, Каролина Гейссен очень сильная соперница, к тому же она бежала после меня и равнялась на мой график. Ее олимпийский рекорд говорит сам за себя.

И все же... И все же я явно вижу две очень серьезные ошибки, которые "помешали" мне. Во-первых, очень резко, очень азартно начала, не рассчитала силы. Для победы особенно много значит умение бурно финишировать. А во-вторых, плохо прошла поворот.

- А что вы считаете для себя главным в подготовке на будущее?

- Хочу лучше выступать в многоборье. А для этого надо подтянуть прежде всего 3000 метров. Улучшить физическую подготовку: пока не хватает выносливости. После спринта, если и проигрываю соперницам, то не более семи тысячных балла, а после "марафона" откатываюсь далеко от пьедестала почета. А ведь все основные состязания между олимпийцами идут в основном по программе многоборья. Что касается дальнего прицела, то, конечно, мечтаю выступать в Саппоро.

- На всех дистанциях?

- Нет, там опять в спринте.

- Значит, снова четыре года ожидания...

Я хотела сама развить мысль о сложности спортивного труда, но Люда перебила меня:

- 46 секунд нашей обыденной жизни. Даже не верится, как мало, но ради них тратишь годы. 46 секунд - это сотни километров в седле велосипеда, это сотни часов, проведенных в бассейне, сотни километров кросса и многое, многое другое.

На столе ее маленькой комнатки, в которой мы вели беседу, лежало несколько учебников, план дипломной работы и тренировочный дневник. Я кивнула на него:

- Можно посмотреть?

- Конечно!

Начиная с тысяча девятьсот шестьдесят пятого года каждый день был аккуратно расчерчен на квадратики, и каждый из них означал определенную сумму труда - столько-то раз подняла штангу, столько-то находила на лыжах... Чем ближе к Греноблю, тем все больше и больше квадратиков становилось в дневнике. А потом начались совсем еще пустые пространства, чистые листы бумаги, на которых очень красиво, по-инженерному, были выведены рукой Люды цифры: "1969 год", "1970 год", "1971 год", "1972 год".

- Значит, собираетесь в Саппоро? - улыбнулась я.

- Хочу быть. А там посмотрим. Разве можно так далеко загадывать...

Она сказала: "Разве можно так далеко загадывать?" - и когда мы встретились с ней в Саппоро, я первым делом напомнила ей об этой фразе. Люда рассмеялась:

- Боже, как незаметно пролетело время. Даже не верится.

- Как настроение?

- Должны выступить неплохо. Хотя сильных соперниц прибавилось. И результаты выросли ой-ей-ей... - Она по-мальчишески щелкнула языком.