Чудеса на катке Макоманаи

У олимпиад в общем-то свои очень строгие, освященные многолетними традициями законы и правила. Но иногда и они меняются. В Саппоро, вопреки многолетнему расписанию, на ледяных дорожках первыми стартовали мужчины. Сразу скажу: это тоже в какой-то мере предопределило и неуспех наших женщин. Неудачи ребят в известной мере повлияли и на представительниц "слабого пола". Это не оправдание, а просто констатация факта.

Произошли изменения и в программе соревнований. У мужчин они открывались на этот раз забегами на 5000 метров. Каждая страна имеет право выставить на каждую дистанцию трех участников. Очень сетовали по этому поводу норвежцы: им пришлось посадить на скамью запасных такого известного и, несомненно, сильного мастера, как П. В. Гуттормсен, а голландцам - неплохо проявившего себя в течение сезона Э. Ферхейна. Что касается наших тренеров, то их эта проблема явно не волновала: в Японию прилетел лишь (не считая двух спринтеров) Валерий Лаврушкин.

И вот снова олимпиада. Первая страница очередной саги в скоростном беге на коньках. Пятикилометровая дистанция. 28 участников из 14 стран. В какой-то из наших газет я видела строки недовольства по поводу такого представительства - дескать, мало для соревнований подобного ранга. Но автор, видно, забыл, что речь идет об Олимпийских играх, куда допускаются лишь спортсмены самого высокого международного ранга. А то, что на катке Макоманаи развевались флаги не только Скандинавских стран и СССР, но и Нидерландов, США, Японии, Австралии, Канады, Франции и многих других государств, воспитавших асов ледяных дорожек, - говорит, что скоростной бег на коньках завоевывает все большую и большую популярность.

В день открытий соревнований погода не захотела баловать ни участников, ни зрителей: незадолго до первого старта повалил снег. Кто-то в ложе прессы сказал по этому поводу:

- Теперь карты спутаны. И не угадаешь, кто победит...

- Гадать нечего, - перебил его главный редактор газеты "Советский спорт" и председатель Федерации конькобежного спорта СССР Николай Семенович Киселев, - выиграет Схенк.

В ложе прессы, как это всегда бывает в тех случаях, когда кто-либо выступает с явно безапелляционным заявлением, начались споры. Конечно, все верили в силу голландца, но уж очень ему не повезло: оп стартует в первой паре с очень слабым соперником - итальянцем Д. Глодером - и при сильном снегопаде. А накануне, на импровизированной пресс-конференции, которую после тренировки "организовали" журналисты, окружив фаворита, Ард, между прочим, сказал:

- Только бы завтра не шел снег.

А снег идет и идет. И Схенк открывает соревнования. Он выходит на лед не в ярком оранжевом костюме, в каком его привыкли видеть на последних чемпионатах Европы и мира, а в синем с лампасами и в шапочке. Высокий, стройный, широко расставивший руки на старте, он очень похож на красивую птицу, приготовившуюся к полету.

Выстрел. Олимпийская битва началась. Совсем незадолго до ее начала японская газета "Асаки" напечатала таблицу олимпийских рекордов в скоростном беге на коньках... перечеркнутую двумя жирными цифрами. Под этой своеобразно поданной таблицей стояла короткая, но весьма выразительная надпись: "Гренобль - история. Саппоро - новые скорости, новые герои, новые достижения".

Когда Схенк пересек финишную черту, мы все, присутствовавшие на катке Макоманаи, в той или иной степени вспомнили про эту надпись. Результат голландца значился на табло - 7.23,61. Результат олимпийского чемпиона в Гренобле, знаменитого норвежца Ф. А. Майера помнился наизусть - 7.22,4.

- Да, - покачал головой стоявший рядом со мной Николай Семенович Киселев, - вероятно, кто-нибудь сможет показать время и получше.

Но этого не произошло, хотя потом, к середине дня, снегопад прекратился, и даже появилось солнышко, и знаменитые асы прошлого и будущего бежали в лучших условиях, чем Ард. И только когда отзвенел последний забег, мы поняли, что те, кто верил в победу этого удивительного голландца, были совершенно правы: оп возвышался в те дни над всеми и в прямом и в переносном смысле. Получивший серебряную медаль норвежец Руар Гренволь показал всего 7.28,18, а его соотечественник, дебютант состязаний подобного рода Стен Стенсен - 7.33,39.

Очень, сверхочень мы болели за нашего Валерия Лаврушкина, стартовавшего в десятой паре вместе с австралийцем Джерри Коутсотом. Накануне, узнав результаты жеребьевки, Валерий говорил:

- Задание тренеров и руководства - войти в шестерку. Да разве этого добьешься в компании с человеком из страны, где и зимы-то никогда не бывает?!

К сожалению, эти слова оказались вполне справедливыми: австралиец сразу отвалился, и москвич смело и мужественно пошел вперед.

- Валерий!

- Валерушка! - кричали на трибунах советские журналисты, туристы, тренеры, спортсмены. Ах, как нам всем - всем без исключения - хотелось, чтобы в этот первый день борьбы, на этой трудной дистанции наш парень что-то доказал.

- Хоть бы попал в шестерку! Хоть бы попал в шестерку, - "причитала", прыгая неподалеку от меня, Лидия Скобликова. Та самая Лида, которая в Инсбруке "отчитывала" своих друзей:

- Мальчики, одна золотая и две серебряные медали - это мало!

Да, меняются времена, меняются оценки и понятия.

Когда Валерий финишировал, его фамилия заняла четвертую строчку на световом табло, а время 7.39,26 позволяло надеяться, что господь бог услышал мольбы Скобликовой. Однако швед Сран Классон (7.36,17), норвежец Вилли Олсен (7.36,47), а в самом последнем забеге знаменитый Кеес Феркерк (7.39,17) "вытолкнули" нашего юношу за черту зачетников. И все-таки мы все в тот день долго и горячо аплодировали ему. Проиграть самому Феркерку какие-нибудь девять сотых секунды - это что- нибудь да значит. Вспомнили мы и то, что в Гренобле на пять тысяч стартовало три наших скорохода, а лучший, Лаврушкин, сумел лишь замкнуть десятку.

На следующий день погода выдалась на славу - ослепительно яркий, солнечный день. На трибунах Макоманаи около пятидесяти тысяч зрителей. Ни в Инсбруке, ни в Гренобле я не видела такого нашествия. И объяснить его нетрудно: накануне олимпиады именно спринтеры чаще всего "будоражили тишину" своими результатами, именно среди спринтеров оказалось особенно много равных по силе участников, а это предвещало редкую по красоте и напряжению борьбу. Кто же откажется стать ее живым свидетелем?

Уже в первой паре бежит один из фаворитов - швед Х. Берьес, студент могучего телосложения, смелый и очень выносливый. В декабре, во время тренировок, он получил серьезную травму, но, превозмогая боль, продолжал заниматься, участвовал в десятках соревнований, терпел поражение и... снова выходил на старт. В Инцеле, где он занял десятое место, один из журналистов спросил Хассе (так зовут шведа) - не надоело ли ему проигрывать.

- Задайте мне этот вопрос после Саппоро, и я отвечу вам совершенно точно, - последовал ответ.

И вот он пришел - решающий старт. Хассе явно нервничает: он делает фальстарт сразу же после команды "внимание". Потом два раза старт срывает его напарник норвежец Ю. Линд. По-видимому, это обстоятельство "убило" последнего, и он заметно засиделся, тогда как Берьес буквально ушел из-под выстрела.

И сразу загудели, закипели страстями трибуны. Какое-то мгновение кажется, что это не люди, а два реактивных двигателя несутся по сверкающему кольцу - такой плотный, нарастающий, разрывающий тишину звук поднимается к небу.

Спринт - его любят все за стремительность, красоту, за песенную мелодию, за увлекательность и краткость сюжета. Спринт - это нечто совершенно автономное в прекрасных своим разнообразием конькобежных состязаниях. Он требует беспредельной верности, он открывается только ярким талантам, умеющим и развивать скорость, и понимать ее.

Хассе проскочил финишный створ, как пружина, выпрямился, посмотрел на табло. И как раз в это время на огромной панели, сооруженной фирмой "Сейко", вспыхнули четыре бледно-рыжие цифры:

- 39,69!

Швед досадливо махнул рукой. И сам он, бывало, пробегал дистанцию куда быстрее, а главное, знал, что за ним пойдут семь-восемь спортсменов, имеющих в своем активе время лучше тридцати девяти секунд. Один из них был швед Уве Кениг, выстраивавшийся на старте, личный рекорд которого составлял 38,4 секунды. Рядом со шведом стоял в "боевой стойке" Д. Линг. Имя и портреты этого 23-летнего механика из Мельбурна обошли страницы многих газет мира еще задолго до начала состязаний. Объяснялось это очень просто: Линг прилетел в Саппоро в начале января, когда в олимпийской деревне еще стучали молотки. Первым он поселился здесь. Первым опробовал лед Макоманаи. Первым дал интервью и на вопрос, собирается ли бороться за победу, чистосердечно признался:

- Нет, ни в коем случае. Есть очень много спортсменов достойнее меня.

Зато Уве Кениг был как раз одним из тех, кто не мыслил себя без победной медали: у него были хорошие секунды и хороший настрой. Он отлично прошел свой круг, но бесстрастные секундомеры засекли - 40,25. И тогда стал отчаянно прыгать от радости... Хассе Берьес. Он понял, что происходит что-то "неладное" и его секунды в конце концов могут оказаться не такими уж скверными.

Третья пара. Вместе с молодым австрийцем Отто Браунеккером беяшт обладатель золотой медали Гренобля западногерманский скороход Эрхард Келлер. Четыре года, отделяющих один форум олимпийцев от другого, отдал этот человек конькам и в основном спринту. За период, отделяющий Саппоро от Гренобля, он, по собственному утверждению, только в различных официальных соревнованиях стартовал не менее двухсот раз! Разве не говорит это о неиссякаемой жажде борьбы, о какой-то фантастической неутомимости и любви к конькам.

Келлер прошел первую прямую несколько слабее своего предшественника, но затем показал нечто изумительное. По просьбе олимпийского чемпиона специальная бригада отмечала его время по пятидесятиметровым отрезкам. На каждом из последующих он отыгрывал у предыдущего хотя бы несколько сотых долей секунды. Иными словами, он показал редкое искусство правильного распределения сил, позволившего ему наращивать темп и прийти к финишу с новым олимпийским рекордом - 39,44.

Забег окончен, а гул на трибунах не стихает. Наоборот, он заполняет собою все пространство над стадионом, а может быть, и над всем городом: вместе с нашим Валерием Муратовым стартует Т. Хида - гордость и надежда Японии. Только когда стартер поднимает пистолет, пятидесятитысячная толпа стихает, чтобы затем снова взорваться страстью.

Фальстарт. Еще фальстарт. Еще 2:1 в пользу Муратова. Может быть, страх перед ошибкой заставил его несколько сдержать себя, а в результате - потеря тех драгоценных долей секунды, которые отделяют в наш бурный спортивный век славу от бесславия. Зато не очень-то боялся Хида. Он и в третий раз выскочил раньше выстрела, но судьи постарались "не заметить" этого.

На трибунах стоит сплошной рев. Почти четыреста метров японец, личный рекорд которого, кстати, выше, чем у нашего спортсмена, идет впереди. Валерию трудно. Мы отчетливо видели, как у входа в первый вираж он до-пустил сбой, видели и то, как при выходе из второго большого поворота его отнесло к бровке. Но все-таки напряжением всех своих сил, проявлением всего своего большого искусства Валерий не только достает соперника, но и немного обходит его. В результате третье время дня 39,80 - и бронзовая медаль.

О человеке, завоевавшем ее, и о цене полученной им награды мне хочется сказать особо. Он родился, вырос и живет в чудесном подмосковном городке Коломна - зеленом, оглушительно тихом, окаймленном серебром такой же тихой Оки. На ее ледяном просторе в суровые дни русской зимы делал Валерка свои первые шаги к победам и спортивной славе.

В 1968 году вместе с Евгением Гришиным в составе советской олимпийской команды Валерий приехал в Гренобль. Тогда он уже успел однажды "отнять" у прославленного ветерана золотую медаль чемпиона страны, выступить успешно в ряде товарищеских состязаний, и с ним связывали немалые надежды. Но он их не оправдал. Евгений Гришин был четвертым, недотянув до медали 0,1 секунды, Валерий остался за чертой первой десятку выступил, по его же словам, "из рук вон плохо".

Четыре года подготовки - и один крюк, который приклеивает тебе ярлык неудачника. Конечно, было обидно. Я помню вечер в Гренобле после соревнования спринтеров. Мы зашли в гости к нашим ребятам. Валерий отказался с кем-либо встретиться, никого не хотел видеть.

- Сидит, опустив голову на руки, - сказал Евгений Гришин. - Что ж, его можно понять.

Тот год стал для Гришина последним в его прекрасной спортивной биографии. Великий спринтер уходил на тренерскую работу. И первым его учеником стал Муратов. Валерий вырос в Коломне у замечательного, влюбленного в свое дело педагога Владимира Кузьмина, очень много сделавшего для него. Но сейчас нужен был человек огромного опыта, понимающий все тонкости, все малейшие нюансы спринта. И сам Кузьмин посоветовал:

- Просись к Гришину.

И вот они стали работать вместе. Это произошло в сентябре 1969 года. Муратов честно признался своему новому наставнику, что очень тяжело переживает прошлое, много думает над тем, удастся ли исправить въевшиеся, вошедшие в привычку ошибки.

Ошибки... У Муратова была, если говорить начистоту, всего одна ошибка, но она стоила многих: неправильная техника прохождения поворота, частые падения во время самых ответственных состязаний. Постепенно пришел страх перед виражом, почти панический. Как следствие - потеря скорости. А без нее нет спринта, нет и не может быть успехов.

И вот наступили дни обыденных тренировок. Вряд ли есть смысл описывать их здесь. Главное заключалось в том, что Муратов не отказывался ни от какой работы, что его самоотверженности, выносливости и терпению удивлялся сам Гришин. А уж его-то, кажется, вовсе нельзя было ничем удивить.

Тот год был историческим для конькобежного спринта: Международная федерация приняла решение о проведении чемпионатов мира специально по спринтерскому многоборью. Тем самым как бы утвердив исключительность этого вида соревнований, как бы провозгласив концепцию: "Да, миру нужны избранные судьбою, отмеченные печатью таланта покорители скорости".

Таким "избранником судьбы" и является парень из?

Коломны Валерий Муратов. Но спринт - это не только талант. Чтобы добиваться успеха в нем, нужна филигранная техника. А ее-то как раз и не было.

Он многому учился заново у Гришина - у этого человека с трудной и прекрасной судьбой. И главное, учился мыслить на дорожке, как шахматист, просчитывать варианты движения по повороту за десять шагов вперед. Много работал. Стал удваивать дистанцию - регулярно бегал тысячу метров и на километровке установил свой первый всесоюзный рекорд. Гришин в тот день был счастлив:

- С этого в свое время начал и я. Все идет правильно.

Действительно, все шло отлично. Уже через несколько дней на высокогорном катке Медео Муратов финишировал на пятисотке за 38,73. С такой скоростью никто, никогда в стране не бегал. А потом в небольшом американском городке Вест-Аллесе стал первым - еще "неофициальным" - чемпионом мира. Он сказал в интервью представителям прессы:

- Этот день я рассматриваю как этап на самой важной для себя дороге. Начало ее в Гренобле, а конец - в Саппоро.

И два года он работал, как одержимый, как человек, прекрасно понимающий, что такое ответственность и честь. Четыре года надежд, волнений, невероятного труда и... бронзовая медаль. У нас встретили ее более чем сдержанно. Похвалили для порядка, написали несколько ничего не значащих слов. И все потому, что впереди советского спортсмена оказались два скорохода, причем один из них такой, как Эрхард Келлер, чемпион Гренобля, один из самых стабильных и талантливых спринтеров за всю историю конькобежного спорта.

Да, двое впереди. А давайте прибегнем к несколько иной арифметике. Давайте, во-первых, вспомним, что к началу Олимпийских игр в таблице мировых рекордов на пятисотке стояла фамилия Муратова. Давайте вспомним и то, что за ним и без медалей остались такие выдающиеся спринтеры, как "возмутитель сезона" финн Лео Линковеси, японец Т. Хида, американец Н. Блечфорд, норвежец Пер Вьеранг, финн Сеппо Хяннинен, швед У. Кениг - спортсмены, которых виднейшие обозреватели мира откровенно прочили не просто в призеры, а в победители. Валерий победил их, и на пресс-конференции в присутствии тысячи представителей прессы, телевидения и радио двукратный олимпийский чемпион Эрхард Келлер сказал:

- Раз уж роль первого отведена мне, я считаю, что вторым спринтером олимпийской зимы является Валерий Муратов. Здесь, на катке Макоманаи, он совершил свое "чудо" и несомненно должен быть назван в числе героев Игр.

Я не случайно привожу эти слова. Конечно, мы должны воспитывать нашу молодежь в духе стремления к высшим победам и нацеливать наших чемпионов на самые великие свершения. Но в то же время мы должны, наконец, научиться высшему искусству правильной оценки той или иной медали. Это особенно важно в отношении конькобежного спорта, где мы временно упустили свое былое преимущество. Для того чтобы его вернуть, миллионам мальчишек и девчонок России нужны свои герои, свои маяки, свои кумиры. Нам не надо их выдумывать, они у нас уже есть. И Валерий Муратов, может быть, сегодня самый первый среди них. Смелый, решительный, целеустремленный парень из Коломны зовет мальчишек русских городов беззаветно любить коньки и вернуть им русскую славу, русскую гордость, русскую неповторимость.

В тот день па льду Макоманаи было совершено еще одно настоящее чудо. Голландец Ард Схенк, едва приняв старт, споткнулся на какой-то неровности беговой дорожки и упал.

- Выбыл! - дружно ахнул стадион. Но Ард поднялся и... побежал. Побежал под восторженный рев пятидесяти тысяч изумленных зрелищем зрителей. Побежал, с каждым метром наращивая скорость и финишировав за 43,4 секунды. Это было принято всеми как своеобразный мировой рекорд, ибо действительно никто и никогда не бегал так пятисотку с падением и вряд ли когда-нибудь пробежит.

Когда уже полностью закончились состязания конькобежцев и был определен их главный герой, я провела маленькую анкетку среди тренеров и почетных гостей олимпиады, спросив их, какая из трех золотых побед Арда Схенка кажется им наиболее прекрасной.

- Самое неизгладимое впечатление произвел на меня его бег на пятисотке, - сказал обладатель золотой медали Гренобля в беге на 10000 метров Ионни Хеглин.

Увидев мой недоуменный взгляд, он заторопил переводчика:

- Я не шучу! Упасть на самом старте пятисотки. И встать. И продолжать бег. И не оказаться в списке участников последним. И показать время, которое даже сегодня является хорошим для многоборца. Все это раскрыло передо мной с особой силой главную грань таланта Схенка. Он великий боец. Он умеет сражаться и готов сражаться в любой обстановке.

Если Олимпиада в Инсбруке получила имя "Олимпиады Скобликовой", то среди героев Саппоро при всей их многочисленности, при всей значительности их свершений, на первое место, несомненно, надо поставить этого необыкновенного парня из страны тюльпанов.

Всем хорошо известно, какого прогресса добился за последнее время конькобежный спорт, какое значительное число талантов выдвинул он из своей среды. Но никто из них не смог по существу оказать сколько-нибудь заметного сопротивления Арду. Этот гигантского роста парень стал гигантом в высшем смысле этого слова - гигантом беговых дорожек, гигантом современного спорта. Посмотрите протоколы олимпийского турнира. За исключением блестящего норвежца Руара Гренволя, завоевавшего две серебряные медали, на вторых и третьих местах на 1500, 5000 и 10 000 метров разные лица. И только первый - всегда один. С секундами, намного опережающими своих соперников, с двумя новыми олимпийскими рекордами, значение которых возрастает тем выше, что мы, очевидцы, знаем: тяжелым, трудным для бега был лед на отличном с виду катке Макоманаи.

"Схенк, Схенк, Схенк" - это имя привлекло чуть ли не все внимание Саппоро. Да что там Саппоро - всего спортивного мира. Даже в день, когда три японских прыгуна победили на малом трамплине, японское телевидение не прекратило своей многосерийной передачи о голландском скороходе, которой ежедневно отводило около часа.

Прорваться к Арду Схенку в Саппоро было почти невозможно: его буквально осаждали журналисты из всех стран света. Но все-таки я решила попытать счастье и оставила ему записку с просьбой принять меня в любое удобное время.

Вечером мы с переводчиком позвонили ему. Он был дома. Его ответ мне перевели так:

- Ард Схенк относится с глубоким уважением к России, к ее спорту и готов принять вас сейчас.

Я впервые увидела его не в спортивной форме, а в элегантном коричневом костюме, очень ладно облегавшем его фигуру. В комнате было по-домашнему уютно, в углу шипел электросамовар. Но, честное слово, и в этой обстановке, в эти минуты все выдавало в Схенке спортсмена - сильного, неукротимого, мужественного.

Первый вопрос, который я ему задала, был сформулирован примерно так:

- Какое качество вы считаете самым главным для больших побед в спорте и, в частности, именно в скоростном беге на коньках Ард, как мне показалось, задумался. Густые, пушистые брови чуть приподнялись, лицо было серьезным, даже озабоченным.

- Коньки требуют от человека очень большого труда и возвращают ему очень мало положительных эмоций. Наши тренировки длительны, велики по своим нагрузкам и с точки зрения "обыкновенного человека" скучны. Кроме того, коньки требуют терпения, умения переносить очень многое, иногда обыкновенную физическую боль.

Для того чтобы принять все это, нужна любовь. Очень большая, убежденная любовь к конькам, нужна собачья преданность им. Мне кажется это основополагающим для всего остального.

Я родился в семье, где все было пропитано этим воздухом любви. Мой отец Клаас и мать Анне Схенк сами были в свое время прекрасными спортсменами, если не по результатам, то уж по духу наверняка. Впрочем, и по результатам: у отца до сих пор на самом почетном месте хранятся грамоты, подтверждающие, что он трижды выигрывал звание чемпиона Северной Голландии по конькам. Потом отец перешел на преподавательскую работу и в течение шестнадцати лет является старшим тренером национальной команды голландских скороходов.

Спорт, спорт, спорт... Это имя витало под сводами нашего дома, оно манило пас с детства, как манят романы Жюля Верна названиями неизведанных стран и океанов. Мы тянулись к нему, как цветы тянутся к солнцу. И вот результат: сестра стала членом сборной страны по легкоатлетическому многоборью, два брата выступают за ведущие футбольные клубы страны. Я поначалу тоже отдавал предпочтение кожаному мячу, но, однажды приняв участие в школьных соревнованиях по конькам, понял, чему отдано мое сердце. С тех пор я посвятил свой досуг, большую часть своей "свободной" жизни конькам и еще ни разу не пожалел об этом.

Я гонял с мальчишками целые дни на катках, участвовал в школьных состязаниях, много выигрывал, но никогда не придавал этому значения. Я любил гоняться, лед и скорость наполняли все мое существо необыкновенной радостью.

Конечно, не у каждого мальчишки такая спортивная атмосфера дома, как у меня. Но эту атмосферу должны задавать прежде всего мы, взрослые, любящие коньки и думающие о их сегодняшней, о их завтрашней жизни.

Почему моя родина сделала такой значительный шаг в области коньков? Этому есть немало причин, но одна из очень важных состоит в том, что наша пресса, радио, а главное, телевидение создали в стране культ коньков. У вас в стране миллионы мальчишек мечтают стать хоккеистами, а у нас каждый мальчуган, каждая девчонка не знают желания больше, чем стать хозяевами голубых дорожек, быть похожими на Атье Кейлен-Деелстру, Стин Баас-Кайзер, Кееса Феркерка и, простите за нескромность, Арда Схенка. Как видите, все выходит по вашей же пословице: "что посеешь, то и пожнешь!"

Когда он произносил эти слова, я еще не могла понять всей глубины их смысла и только потом по-серьезному подумала о нашем олимпийском урожае. Я еще вернусь к разговору о нем. А пока мне хочется продолжить знакомить вас с содержанием нашей беседы, которую я лично отношу к числу своих самых больших олимпийских достижений.

- Вы говорили, - сказала я Арду, - о годах беззаботного увлечения коньками. Но есть же граница, отделяющая их и пору серьезного, осмысленного, я бы сказала, "рабочего" отношения к спорту?

- Конечно. Это произошло ровно десять лет назад, зимой 1962 года. Отец мне сказал тогда: "Мой мальчик, у тебя очень хорошие задатки - мощный толчок, хорошее чувство виража. Но пора все это соединить, придать единое понятие, единый технический рисунок".

Он дал мне "путевку" и стал моим первым тренером. В моей детской жизни все переменилось. Теперь, придя из школы и выполнив уроки, я не меньше часа в день под руководством отца уделял технике бега, благо в ту зиму у нас рано пришли морозы и залили катки. Через три месяца я принял участие в юношеском чемпионате страны. Выиграл 500 метров, а через два дня стал победителем на марафонской дистанции. В газетах сразу появились хвалебные статьи в мой адрес. Но отец предупредил меня:

- Не верь этим льстивым словам, этим дешевым комплиментам. От первой удачи до стабильного успеха огромная дистанция и большой труд.

Он отослал меня работать на ферму. В этом был двойной смысл. Во-первых, мне давали понять, что я еще "обыкновенный человек", и только. Ссылка подействовала отрезвляюще и настроила на самый серьезный лад. А во- вторых, работа на ферме - рубка дров, косьба, уход за животными, возня на огороде - явилась прекрасным средством общефизической подготовки. Прибавьте к этому редкий по чистоте воздух, на котором я проводил двадцать четыре часа в сутки, красоту окружающих меня пейзажей, тишину деревенской жизни, сохраняющей в нерасплеснутом состоянии нервную энергию, и вы поймете, что для меня значила эта ферма!

Вернувшись в город и успешно выступив на рождественских состязаниях, я узнал, что включен в олимпийскую сборную страны, и поехал в Инсбрук.

- Вы были в Инсбруке? - почти вскрикнула я.

- Не только был, но даже нес на параде флаг своей страны. Не знаю, чем был обязан такой чести. Может быть, мне выдавали аванс на будущее? Не знаю. Во всяком случае самое лучшее, чего я смог добиться, - это занять десятое место на полуторке. И не удивительно, что вы меня "не заметили". Ведь помнят только героев.

Потом была служба в армии - недолгая, но трудная. Она пошла мне на пользу: вынужденный перерыв зарядил неуемной жаждой льда. Никогда я не тренировался так много и так исступленно. И вот в Девентере в 1966-м приходит первая большая победа: я завоевываю звание чемпиона Европы. Потом подряд перечеркиваю пять мировых рекордов. Снова становлюсь чемпионом Европы. Меня называют главным фаворитом грядущей олимпиады. Обещают чуть ли не две-три золотые медали. Но незадолго до начала игр я сам, раньше всего сам, почувствовал, что ничего этого не будет. Что-то произошло. Что именно - я тогда не знал.

Гренобль. Он принес мне одну серебряную медаль на полуторке, но я считал, что и это очень много. Все пропало - и толчок, и скорость, и результаты.

В газетах обозреватели, которые еще совсем недавно называли меня "восходящей звездой", теперь деликатно, но очень последовательно рекомендовали мне уйти из спорта.

- Это конец, - твердили они.

- Это трагический финал, - сокрушались специалисты.

Мне предлагали сдаться, но я не хотел. Я анализировал причины спада. Перегрузки? Сбавил объем работы. Нервное перенапряжение? Стал еще чаще, чем прежде, удаляться на природу - в лес, в поля, к морю. Я менял методы и формы работы, но ни на минуту не прекращал ее.

Однажды, когда после очередной тренировки, усталый и злой, я пришел домой, мой отец, старый и опытный Клаас Схенк, положил мне руку на плечо:

- Ты веришь в успех, сынок? По-настоящему веришь?

- Не знаю, папа, но пока сумею - буду драться за него.

- Ты добьешься своего, - сказал он твердо. - Обязательно добьешься.

Может быть, эта короткая, но весьма выразительная беседа сбросила с меня пелену оцепенения. Может быть, явилась мощным психологическим допингом - не знаю. А может быть, энергия, таившаяся в мускулах, переросла в новое качество. Не знаю. Но через полтора месяца в том самом Инсбруке, где когда-то я двадцатилетним юношей нес флаг Нидерландов, я отнял звание чемпиона Европы у Дага Форнеса. Остальное, вероятно, вы знаете сами.

Да, остальное знает весь мир. Цепь мировых рекордов, причем ошеломляющих, заставляющих сомневаться в их реальности. Разве можно было когда-то думать, чтобы па равнинных катках в сумме многоборья было набрано 171,130 очка. Ард Схенк сделал это в 1971 году в Гетеборге, где вновь блистательно утвердил за собой звание сильнейшего конькобежца планеты. А потом в Инцеле он впервые в истории "вышел из пятнадцати минут" в беге на 10000 метров (14.55,9) и преодолел 5000 за 7.12,2. Сегодня ему принадлежат почти все рекорды мира (пожалуй, только в спринте значится другая фамилия). Выиграв три золотые медали в Саппоро и чемпионат мира 1972 года, он еще раз доказал, что не имеет себе равных.

- Чем, Ард, вы объясняете свое "второе рождение" в спорте и каковы тайны ваших успехов?

- На первую часть вопроса я уже пытался ответить в начале нашей беседы. Поверьте, мне нечего скрывать, но настоящей разгадки я не знаю. По-видимому, в организме шли какие-то качественные превращения, вызванные большими нагрузками. Энергия, приобретенная в труде, накапливалась в мышцах, а потом произошел взрыв. Моя заслуга состоит в том, что я не сдался при первых неудачах, не прекратил занятий, не послушался скептиков. И вывод из этой истории должны сделать многие, кто идет по дороге спорта к большим вершинам.

В моих тренировках нет ничего необычного. Главный их закон - регулярность. В течение поздней весны и лета я занимаюсь не более двух часов в день, как правило, на природе. Проявляю очень большую заботу об эмоциональной стороне тренировок, вплоть до того, что ношу с собой транзистор и многие упражнения выполняю под музыку.

Главная работа с наступлением сезона. Вступать в него стараюсь с ощущением свежести, с жадностью к бегу, к хорошей работе. В основной период провожу ежедневно на льду по 4-5 часов, а иногда и больше, пробегая за это время до 40 километров. Конечно, обращаю все время внимание на технику, на исправление ошибок и неточностей, выявленных в минувшем сезоне. И мечтаю о соревнованиях. Это моя страсть. Если я узнаю, что где- то и с кем-то можно поспорить на льду, готов преодолеть любые расстояния по суше, по воде или воздуху. Не ставлю перед собой задачи всюду быть первым, хотя не скрою, очень люблю выигрывать.

- Скажите, Ард, - произнесла я, почему-то боясь своего вопроса и очень волнуясь, - как вы относитесь к советским конькобежцам, к их достижениям и неудачам.

Он встал. Прошелся из угла в угол, и сразу комнатка, где мы сидели, показалась ужасно маленькой, почти игрушечной.

- Я их люблю! - твердо сказал он и, видимо опасаясь, что я не пойму, повторил еще раз: - Люблю! Сегодня на стадионах мира могут властвовать голландцы, завтра - норвежцы, послезавтра - шведы, но без России не может быть конькобежного спорта, во всяком случае я без нее не мыслю его. Вы сделали больше всех для того, чтобы коньки утвердились в этом огромном и многообразном спортивном мире. На примере ваших героев, таких как?

Олег Гончаренко, Антс Антсон, Евгений Гришин, Виктор Косичкин, Борис Шилков, Борис Стенин, вырос и поднялся мировой конькобежный спорт. Когда-то вы были очень сильны, казалось, что победить вас невозможно, особенно ваших женщин. Но это не оттолкнуло других, а, наоборот, сильно раззадорило их. Другим захотелось догнать лидеров, и в результате началась гонка, которая привела к феноменальным рекордам и достижениям сегодняшнего дня.

Увы, в этой гонке вы несколько приотстали. Но, извините, по-моему, горестен не сам этот факт, а то, какое значение вы придаете своим проигрышам. Ноты трагизма здесь, на мой взгляд, совершенно неприемлемы. Спорт требует от людей постоянного сохранения чувства собственного достоинства, чувства юмора, а когда тебя все время ругают, их не сохранишь.

Ваши парни, я говорю это без тени преувеличения, чемпионы выносливости, мужества и работоспособности. Здесь, в Саппоро, я как-то разговорился с вашим Валерием Лаврушкиным. Объем нагрузок, которые выполнил он в летний период, убил бы меня. По-видимому, дело не в самих нагрузках, а в их распределении. В умении сохранить чувство свежести к тому моменту, когда ты выходишь на лед. Но тут уж слово за вашими тренерами, а я - умолкаю.

Скажу лишь в заключение, что очень и очень верю, что если не сегодня, то завтра или, в крайнем случае, послезавтра у вас появятся парни, которые удивят мир. Ну, а что касается ваших женщин, я уверен, они и сегодня самые сильные в мире!