Бури белых олимпиад

В день нашего отъезда из Саппоро над олимпийской столицей разразилась настоящая снежная буря. В составе делегации советских журналистов, аккредитованных на Играх, были москвичи, сибиряки, уральцы, но все они единодушно признались, что никогда в своей жизни не видели такого густого и мокрого снегопада, казалось, сама природа побеспокоилась о том, чтобы сделать незабываемыми эти дни. И этот город. И все, что в течение двух недель происходит в нем.

Но ее старания были напрасны. Ураганы страстей, отшумевшие на лыжных трассах, на голубых дорожках конькобежного стадиона, во Дворце спорта, оказались куда сильнее и научили нас, их свидетелей, не удивляться уже ничему. Олимпийские события обеспечили миллионному японскому городу, раскинувшемуся на острове Хоккайдо, право надолго остаться в сердцах любителей спорта во всех уголках планеты.

Бури Белых олимпиад... В их вихрях мы находим не только подтверждение вечных истин, но и открываем для себя новые законы, по которым живет и развивается спорт XX века. В их взволнованных песнях мы услышали гимн мужеству и отваге, непревзойденному мастерству, безумству храбрых.

В этой книге я в основном рассказываю о трех видах спорта, представленных советской делегацией в Инсбруке, Гренобле и Саппоро. Хоккей, коньки, лыжи. Дело не только в том, что именно эти соревнования мне довелось смотреть особенно часто, а точнее - неотступно присутствовать на них. Дело в том, что они самые массовые, самые, если так можно сказать, "олимпийские" и самые дорогие для нас, для России, с точки зрения ее традиций и ее престижа.

У каждой олимпиады свой порядковый номер. Но вспоминая их, люди редко называют цифры, они говорят о городах, которые проводили у себя эти замечательные спортивные праздники. Шамони, Сен-Мориц, Гармиш-Партенкирхен, Сен-Мориц, Осло... За каждым из этих названий встают свои события, свои герои. Характер событий чаще всего определяет любовь хозяев к тому или иному виду спорта.

В Австрии спорт № 1 - горные лыжи. Днем, вечером, на соревнования, приемы, в кафе и ночные клубы все ходят в лыжных костюмах. В витринах магазинов выставлены горные лыжи всех оттенков цветового спектра, здесь же лыжные брюки, куртки, ботинки, очки. Когда едешь по городам Тироля, кажется, что здесь нет других магазинов, кроме спортивных.

А в дни горнолыжных состязаний творилось что-то невероятное. Тысячи машин задолго до их начала устремлялись в горы. В этом потоке трудно было пробиться даже юрким прессовским мини-автобусам. Часто на дорогах образовывались пробки, разобрать которые полицейские оказывались бессильными. Тогда им на помощь прилетали вертолеты. Они цепляли "виновницу" затора троссами, поднимали ее над застывшим потоком машин и ставили на обочину. Вновь все приходило в движение, и одержимые "горной болезнью" австрийцы и гости спешили к горе Патчеркофен.

Трудно передать, что происходило в Инсбруке, когда женщины закончили состязания в скоростном спуске. Три представительницы Австрии - К. Хаас, Э. Циммерман и Т. Хехер - поднялись на пьедестал почета. Им аплодировали, их целовали, носили на руках. Толпы людей на улицах скандировали их имена, вечером молодежь организовала факельное шествие. А австрийские газеты в те дни словно забыли, что есть другие олимпийские победители кроме этих трех горнолыжниц.

Но несмотря на исключительность горных лыж, эти соревнования часто утрачивали свое значение под влиянием таких сенсаций, как победа наших фигуристов Людмилы Белоусовой и Олега Протопопова и, конечно, Лидии Скобликовой.

Готовясь к поездке в Инсбрук, к своей первой поездке на зимние Игры, я долгие дни просиживала в библиотеках, изучая историю этих удивительных и волнующих состязаний. Конечно, я не могла не обратить внимания на диалектику олимпийского советского фигурного катания.

Мы дебютировали в Кортина д'Ампеццо в 1956 году. Но не все. Вот что, например, писал в своем отчете из этого города советский журналист Николай Любомиров, бывший в ту пору главным редактором "Советского спорта".

"...Пожалуй, только в дни наиболее интересных хоккейных матчей так были заполнены трибуны стадиона, как во время соревнований фигуристов. Оно и понятно: этот вид спорта, граничащий с искусством, очень популярен на Западе... Конечно, досадно было, что наши фигуристы присутствовали на этих соревнованиях лишь в качестве зрителей-туристов. Их умение еще далеко от требований, которые предъявляются к участникам олимпиады, и поэтому для советских людей соревнования представляли интерес прежде всего как хорошая школа, как наглядный урок, а кто станет победителем, приобретало уже второстепенное значение".

Заметьте, всего каких-нибудь восемь лет до Инсбрука советский журналист должен был объяснять многочисленным читателям главной спортивной газеты страны, что такое фигурное катание и почему оно пользуется успехом в заморских странах. Весьма справедливо, но странно звучало в его устах признание в том, что спортивная сторона соревнований по фигурному катанию нас - советских людей - почти не интересует.

Когда я приехала в Инсбрук и оформляла свои аккредитационные документы в пресс-центре, первым вопросом, который я услышала от его работников, было:

- Сумеют ли ваши Белоусова и Протопопов оказать сопротивление Килиус и Боймлеру?

За восемь лет - срок удивительно маленький в историческом плане - советское фигурное катание совершило невероятный скачок, и лучшие его представители вплотную приблизились к его лидерам. Приблизились. Но никто не верил, что они могут обогнать их, и, в душе надеясь на чудо, мы тоже, честно говоря, не очень верили в него. Мы еще не привыкли верить. Но оно произошло. И я счастлива, что стала живым свидетелем и очевидцем этого.

Олимпийский стадион в дни соревнования по фигурному катанию был переполнен до отказа, а тысячи зрителей не могли достать билетов. До сих пор я храню венскую газету "Курир", где написано, что за стоячее место в тот день при номинальной цене в 100 шиллингов платили 1700, а за сидячее, соответственно, вместо 250 - до 8000!

Итак, мягкий, согретый удивительным теплом ожидания чего-то прекрасного вечер 23 января 1964 года, У всех на устах имена Килиус - Боймлер и Белоусова - Протопопов.

Вот вдоль рядов, медленно продвигаясь от кресла к креслу, идет продавец сувениров.

- Что там у вас, покажите?

Он протягивает открытку, на которой изображена хорошо знакомая всем пара. Под снимком подпись: "М. Килиус и Г. Ю. Боймлер - олимпийские чемпионы 1964 года".

- А они знают про то, что их раньше времени возвели на трон? - спрашивает мой сосед, увы, безвременно ушедший от нас Петр Александрович Соболев.

- По-видимому, знают, - пожимает плечами продавец.

Так мы зримо ощутили, что сражение фаворитов началось задолго до выхода на лед. Собственно, наступление вела западногерманская пара. Они не скупились на интервью, позировали перед объективами и фото- и телекамер, раздавали налево и направо автографы.

- Видимо, очень уверены в своих силах, - покачала головой я.

- Или не очень уверены, - словно невзначай проронил, глядя на сверкающий лед, Соболев. Он был очень мудр, наш дорогой Петр Александрович.

И вот они появляются на льду под стартовым номером "2". Марика Килиус в черном с золотом костюме. Ганс-Юрген Боймлер в черном смокинге. На трибунах много туристов из ФРГ, они сразу же начинают "психическую" атаку: гремит овация, откуда-то из-под купола раздается призывный клич тирольского рожка...

Когда спортсмены из ФРГ закончили свое выступление, в зале поднялся невообразимый шум, то здесь, то там, как вспуганные трехцветные птицы, взлетали западногерманские флаги,. словно в театре, с трибун неслись возгласы восхищения.

Но вот на лед вышла наша пара - тоже в черном. В наступившей тишине зазвучал фортепьянный концерт Рахманинова. И его неповторимые, чарующие, бередящие душу звуки органически сливаются с тем, что происходит на льду. Скорость, "мертвая" спираль, безукоризненные прыжки, сложные поддержки, вращения, виртуозные пируэты - все было сложно и великолепно само по себе, но все это становилось вдвое прекраснее, сливаясь в комбинацию, приводящую спорт к грани высокого искусства, а может быть и переходящую эту грань.

"Вчера вечером в Ледовом олимпийском стадионе Инсбрука, - писала газета "Экспресс", - мы были свидетелями торжества русской школы фигурного катания, утверждения ее могущества и славы. Все фантастические, необыкновенно сложные элементы классического парного катания Людмила Белоусова и Олег Протопопов выполняли с легкостью призрачных теней. Все завоевания предыдущих поколений воплотились в их великом мастерстве. Но этого мало. Они открыли нам нечто совершенно новое, нечто такое удивительное и прекрасное, что даже самые восторженные слова и самая бурная овация не могут служить вполне достойной наградой их достижению".

Это далеко не единичное высказывание подобного рода. Вряд ли стоит приводить их все. Безусловно одно: в Инсбруке мы одержали победу над западной школой фигурного катания, чтобы надолго утвердить за собой высокое звание лидера.

На следующее утро после триумфа наших фигуристов я разговаривала с Людой Белоусовой и Олегом Протопоповым. Они были счастливы и не скрывали этого. Но вместе с тем они сохранили здравую рассудительность, мудрую способность к творческим обобщениям и так объясняли мне смысл своей работы:

- Мы много искали. Искали музыку, искали главным образом наиболее правильную и глубокую трактовку комбинации. Нас интересовала не только смена ритмов, как это было раньше. Как это было и есть у большинства фигуристов. Нас интересовала смена эмоций, настроений. Мы считали, что в спортивной композиции наиболее существенное - ее внутренний механизм, ее содержание.

Мы решили обратиться к теме любви. Ее трактовали по-своему великие поэты и драматурги, художники и романисты, композиторы и дирижеры. Но в спорте, в фигурном катании за нее никто не брался. Мы решили попробовать. Мы хотели сделать свою комбинацию не набором отдельных, пусть даже самых сложных элементов, а произведением, связанным единой мыслью.

Эти слова первых советских чемпионов в фигурном катании многое объясняют. Они пришли в мир большого спорта как люди, утверждающие торжество новой национальной школы, создателями и лидерами которой явились.

...Шесть горнистов спели торжественную увертюру. Угасла последняя ее нота, и шесть лучших фигуристов мира пошли к пьедесталу почета. Двое из них - наши. И пока они продвигались к пьедесталу почета, комментаторы на всех языках планеты посылали в эфир:

- Сенсация!

Величайшая сенсация: в парном катании победили русские!

Это было в Инсбруке.

...Шесть горнистов спели свою величавую песню. И снова шесть лучших мастеров парного катания отправились на пьедестал почета. На этот раз среди них было четверо наших. Четверо героев Саппоро - Ирина Роднина, Алексей Уланов, Людмила Смирнова, Андрей Сурайкин. А специалисты не видели в этом ничего удивительного.

"Русские еще раз доказали свое превосходство в парном катании. Они с новой силой провозгласили торжество своей школы". Эти слова принадлежат президенту ИСУ господину Жаку Фавару. А его мнение что-нибудь да значит!

Но в Саппоро мы не только подтверждали прошлые завоевания, но и провозглашали новые. Разве можно было не радоваться серебряной медали Сергея Четверухина, сумевшего, на удивление многим, обойти таких выдающихся исполнителей, как знаменитый француз Патрик Пера, испытанные и талантливые турнирные бойцы американцы Кеннет Шелли и Джон-Миша Петкевич.

Просматриваю очень внимательно все выступления нашей прессы по поводу состязаний в Саппоро. За бурей восторгов, за частоколом восклицательных знаков, поставленных после фамилий Родниной, Уланова, Смирновой, Сурайкина, Четверухина, мы все без исключения как-то просмотрели одно весьма знаменательное, можно даже сказать, историческое событие.

Чтобы понять все его значение, весь его глубокий смысл, давайте обратимся к цифрам. Наши фигуристы дебютировали на VIII зимних Олимпийских играх в Скво-Вэлли. Тогда в неофициальном командном зачете первенствовали фигуристы США, набравшие 25 очков, канадцы - 14, а советская дружина - 1. Она оказалась позади многих.

Прошло всего четыре года, и в Инсбруке великолепие двух наших пар позволило нам набрать 9 зачетных очков. Это было значительным шагом вперед, позади остались многие из тех, кому явно проигрывали в Скво-Вэлли, но впереди по-прежнему оставались американцы - 10.

Гренобль. Советские пары - золотая и серебряные, на пятом месте Т. Москвина и А. Мишин. Нас называют бесспорными лидерами, нашей школе фигурного катания провозглашают славу, но в очковом балансе мы опять проигрываем американцам. У нас - 14, у них - 19. И заокеанская пресса, право, не заставляла себя просить напоминать ей об этом обстоятельстве. Не только спортивные, но и общеполитические газеты Нью-Йорка, Чикаго, Сан-Франциско и других городов США прославляли непобедимость американских фигуристов и бесспорное преимущество американской школы.

Но после Саппоро в этих же газетах не появилось ни одного слова о распределении мест в неофициальном командном зачете. Произошло это не случайно. Впервые за всю историю зимних Олимпийских игр таблицу турнира фигуристов возглавляли фигуристы СССР - 18 очков, а американцы вынуждены были довольствоваться второй ролью - 15. Разве не достойно это событие того, чтобы мы пропели ему гимн?!

...Кругом кипели "горные" страсти, а нас, советских журналистов, как и скандинавских, тянуло в Зеефельд, где проходили лыжные гонки. Добираться туда было не легко. Мы жили в 15 километрах от Инсбрука, в местечке Шёнберг, в старинном уютном отеле "Егергоф". И чтобы попасть в Зеефельд, надо было преодолеть путь до Инсбрука, а там еще 35 километров по горным дорогам.

Чтобы успеть к началу соревнований, вставать приходилось очень рано. В горах еще горели звезды, такие близкие и яркие. Тишина и покой царили вокруг. И только в открытую балконную дверь залетал звон колокола спрятавшегося где-то высоко в горах костела. Не хотелось вылезать из-под уютных пуховых перин, которыми здесь укрываются тоже по старинной традиции. Но предупрежденный с вечера портье уже стучал в дверь.

Внизу, в холле, вкусно пахло свежесваренным кофе. Наскоро позавтракав, спешили в автобус, стараясь поудобнее расположиться в кресле, чтобы не таким утомительным показался долгий путь.

Автобус крутил и крутил по горам. Солнце первыми лучами озаряло их. И постепенно светом заливалась вся долина. Когда мы приезжали в Зеефельд, утро вступало в свои права. Около лыжных домиков суетились спортсмены и тренеры. Подходили зрители. Ровно в 9 часов начинались состязания.

...Советские лыжники в 1954 году впервые дебютировали на первенстве мира в Швеции. Незадолго до этого исторического в своем роде события к нам в гости приехали финские лыжники во главе с прославленным на всю планету гонщиком, олимпийским чемпионом Вейкко Хакулиненом. Они отправились в самую сердцевину нашего отечественного зимнего спорта - на Уктусы, чтобы встретиться там со сборной СССР, и вся спортивная печать окрестила эту поездку "разведкой боем". Да так оно в сущности и было. Ведь о русских лыжниках в Скандинавских да иных странах ничего не знали Финны правда, судя по их заявлениям, не надеялись встретить сколько-нибудь серьезного сопротивления, но все же, верные своим традициям, решили проверить будущих соперников.

Приехав в столицу Урала, гости прежде всего попросили показать им район соревнований. Эта просьба была, конечно, тут же удовлетворена. Причем для сопровождения по дистанции знаменитым скороходам дали сопровожатого - очень невысокого, худенького юношу. Увидев его, финны были откровенно смущены.

- Пожалуй, с ним замерзнешь, ведь мы оделись легко, как на тренировку, - выразил общее беспокойство олимпийский чемпион. Но представитель Свердловска, представивший проводника, только пожал плечами и сказал неопределенно:

- Другого у нас сейчас нет под руками. Да он и не потребуется.

Когда вышли на дистанцию, русский паренек, показав лыжню, вежливо пропустил гостей вперед. Сам же замкнул длинную вереницу лыжников.

Финские спортсмены шли, изредка переговариваясь. Иногда они оглядывались назад, смотрели, как идет русский. Тот невозмутимо работал палками.

- Нужно его испытать, - предложил кто-то из финнов.

Сказано - сделано. Ведущий резко увеличил скорость. Подъем. Цепочка гонщиков стремительно поднимается вверх. После подъема, где неподготовленный спортсмен невольно теряет скорость, финны опять делают рывок. Гости идут не оглядываясь, теперь скорость такова, что не до этого - лишь бы не отстать от ведущего.

Наконец лидер сбавил ход. Неторопливо вытирает перчаткой взмокший лоб. Бесстрастно спрашивает:

- Ну, где этот мальчик? Можно его разглядеть невооруженным глазом?

Все, как по команде, оглянулись назад. Мальчишка, на удивление, шел, словно прилипнув к замыкающему. Не отставая от него ни на шаг.

Пройдено еще два километра. Все без изменений.

- Рывок был слишком коротким и слабым, - заключил Вейкко Хакулйнен. - Дайте-ка я пойду вперед.

И началось. Один за другим брали финские гонщики подъемы и на спусках, не отдыхая, работали палками. Так пронеслись два, три, пять километров. И только когда олимпийский чемпион почувствовал, что его товарищи устали, он сбавил темп и, не оглядываясь, выдохнул:

- Отстал?

- Нет, мальчишка рядом. И по его виду не скажешь, что он чувствует себя хуже нас.

Но самым удивительным, по-своему сенсационным был финал этой прогулки. Там, где лыжня расходилась в разные стороны, гости остановились, не зная, куда идти. Тогда вперед вышел проводник. Пройдя километра два спокойно, он пошел быстрее. Потом прибавил скорости еще и еще. Финским лыжникам, как они потом сознались, показалось, что она дошла до предела. Но невзрачный на вид русский, оказалось, смог идти еще и не так. Один за другим стали отставать от него гости. Только Хакулйнен еще какое-то время держался "на пятках", но и он в конце концов отстал. "Мальчишка" - проводник несся теперь по лыжне совсем один.

Длилось это, конечно, совсем недолго: наш спортсмен понял, что неловко в данном случае уходить от гостей, и остановился, чтобы подождать.

- Как зовут? - подскочил к нему Вейкко Хакулйнен.

- Пашкой.

- Как?

- Павел я. Павел Колчин!

На следующий день олимпийский чемпион дал интервью корреспонденту свердловской комсомольской газеты, в котором заявил:

- Говорят, великие открытия приходят неожиданно. Именно так на обыкновенной тренировке поняли мы, что страна, обладающая такими гонщиками, как Павел Колчин, - это могучая лыжная держава, которая уже в самое ближайшее время заставит считаться с собой всех без исключения фаворитов. А что касается нашего вчерашнего проводника, то он еще многим из нас попортит настроение в будущем.

Хакулинен, как говорится, как в воду глядел. Через два года, на VII зимних Олимпийских играх в Кортина д'Ампеццо, Павел Колчин в гонке на 15 км оттеснил знаменитого финна на четвертое место, завоевав бронзовую медаль. Вторую подобную же награду он получил на "тридцатке", что уже само по себе было выдающимся достижением.

Но там, на трассах в Доломитовых Альпах, дело не ограничилось успехом какого-нибудь одного нашего гонщика. Успеха, причем сенсационного, добилась вся советская команда.

Я не хочу загружать ваше внимание цитатами из газетных и журнальных статей, хотя и у меня под руками великое множество. Вывод самых громких авторитетов мирового спорта сводился к тому, что даже самые смелые, самые отчаянные оптимисты не могли предполагать, что лыжники Финляндии, Швеции, Норвегии, с вековым опытом, с испытанными методами подготовки, с необычайно широким выбором классных мастеров, тренеров, методистов высшего класса, уступят спортсменам Страны Советов.

Так наступательно, громогласно, смело вошел наш лыжный спорт в историю современных зимних олимпиад. Лыжная Кортина д'Ампеццо была продолжена в Скво-Вэлли, и все мы с удовольствием читали репортажи из Долины Индианок о подвиге Николая Аникина, ставшего бронзовым призером в гонке на 30 километров, о Марии Гусаковой, Лидии Козыревой и Радье Ерошиной, занявших после гонки на 10 км весь пьедестал почета, о ребятах, сумевших в отчаянной эстафетной борьбе вырвать "бронзу"...

Мы читали репортажи, в которых чуть ли не после каждой строчки шли слова "трудно" и "очень трудно", но, вероятно, не совсем отчетливо представляли их истинное значение.

В Инсбруке я все увидела своими глазами. И сделала вывод - для себя, - что из всех зимних олимпийских видов спорта лыжные гонки занимают, бесспорно, первое место по степени и характеру нагрузок, которые они предъявляют к человеку.

Честь обновить олимпийскую трассу выпала на долю мужчин, которые открыли "лыжный фестиваль" в Зеефельде гонкой на 30 километров.

Мне всегда казалось (хотя я уже далеко не первый год люблю спорт и пишу о спорте), что предстартовая лихорадка может подвести, скажем, спринтера, отнять у него победные секунды или десятые доли секунд, лишить необходимой легкости прыгуна в высоту, притормозить пловца. Но лыжника-стайера?! Нет, думала, допустим, он и волнуется, но дистанция так велика, что, право, дает каждому возможность "прийти в себя".

Однако на олимпиадах опыта набираются не только спортсмены, но и журналисты. И я увидела такие ситуации, которые изменили некоторые мои представления. Буквально на первых метрах сломал палку итальянец Л. Стуффер, кстати, считавшийся одним из возможных фаворитов состязания. Его товарищ по команде М. Де Дориго, переживая за друга, поспешил помочь ему и чуть было не прозевал свою очередь. Все без исключения специалисты отметили как нечто совершенно беспрецедентное в турнирах подобного ранга - семь падений на первом километре пути, где, к слову сказать, не было и намека на сколь-нибудь серьезное препятствие. Конечно, дело было не в них, а в том необычайном волнении, которое охватило всех участников, не исключая и славящихся своей невозмутимостью скандинавов.

Наши тренеры, пользуясь правом, предоставленным олимпийским регламентом, заявили на гонку четырех участников - Геннадия Ваганова, Ивана Утробина, Баязита Гизатуллина и Игоря Ворончихина. Последний был самым молодым и самым неопытным в этой четверке. И когда я спросила у одного из руководителей нашей делегации о шансах Ворончихина, он сказал грубо:

- Этот ничего не привезет. Сам бы доехал, и то ладно!

Я вспоминаю эту фразу опять же не для того, чтобы помянуть старое. Она очень хорошо объясняет то неверие, которым долгое время был окружен Игорь, и те многочисленные трудности, которые стояли на его пути в сборную страны.

Он родился и вырос в подмосковном городке Красногорске, славящемся своей спортивностью. Здесь долгое время процветала сильная хоккейная команда, здесь создано настоящее царство для лыжников. Сюда часто приезжают в гости знаменитые спортсмены и маститые тренеры. Они-то заметили на крутой красногорской лыжне неукротимого паренька и включили в состав сборной как подающего надежды.

Увы, то ли методика тренировки была выбрана неправильно, то ли что другое, но Игорь в течение ряда лет не оправдывал этих надежд, из сезона в сезон уступал своим более опытным товарищам.

- Интеллигент, - такую кличку дал парню один из тренеров. И пояснил: - Уж очень много он думает, много переживает. Да и силенок маловато для настоящих побед!

Но и этот тренер и те, кто думал так же, как он, видимо, мыслили старыми категориями. Они не поняли, что пришло время именно таких асов, как Ворончихин - вдумчивых, обладающих широким кругозором, умеющих проанализировать каждый свой шаг и каждую каплю пота пролить с максимальной пользой.

Чтобы строить тренировки наиболее рационально, он поступил в Институт физической культуры и, не пользуясь никакими отсрочками, точно в срок, успешно закончил его. На протяжении ряда лет под руководством своего наставника, заслуженного мастера спорта Николая Аникина форсировал силовую подготовку. Закалял себя психологически.

И вот произошло "чудо", когда буквально все или почти все видные специалисты перевели Ворончихина из разряда "подающих надежды" в бесперспективные, а он выиграл звание чемпиона СССР. Это случилось за несколько месяцев до Олимпийских игр и обеспечило ему путевку в Инсбрук. Его включили в сборную, но не очень верили в правильность такого шага.

Игорь опроверг скептиков. Он выступил не только лучше всех своих товарищей по команде, но и лучше многих прославленных гонщиков мира. Позади остались чемпион мира и олимпийский чемпион швед С. Еренберг, его соотечественник Я. Стефанссон, золотая надежда Финляндии К. Лаурила... А потом в эстафете 4 X 10 он был одним из тех, кто главным образом обеспечил "оттеснение" сильнейшей сборной норвежцев и получение командой СССР бронзовой медали.

Олимпиада в Инсбруке прозвучала тревожным предупреждением, что наши мужчины-гонщики начинают заметно отступать от своих же собственных позиций в прошлом. В гонке на 15 км только ветеран П. Колчин сумел последним "врезаться" в зачетную шестерку, в лыжном марафоне лучший из наших - все тот же Игорь Ворончихин - оказался на одиннадцатом месте.

Но все это "не заметили" на фоне прямо-таки великолепного, яркого и героического выступления женской половины лыжной команды. Особенно отличилась "хозяйка уктусских гор" свердловчанка Клавдия Боярских, по существу повторившая на лыжне подвиг Лидии Скобликовой. Клава, правда, завоевала на одну золотую медаль меньше (не четыре, а три), но в этом была "виновата" не она, а программа соревнований. Клава выиграла все, что можно было здесь выиграть. Она стала одной из героинь IX зимних Олимпийских игр, одной из героинь нашего отечественного спорта. Вместе с ней победную славу разделили Е. Мекшило, М. Гусакова, А. Колчина. После гонки на 10 км весь пьедестал был занят нашими девушками (К. Боярских, Е. Мекшило, К. Гусакова), на пятерке между К. Боярских и А. Колчиной "втиснулась" лишь финка М. Лехтонен, эстафету выиграли наши. В итоге - 37 победных очков и восторженные отзывы мировой прессы.

"Женский лыжный Олимп прочно и надолго занят представительницами советской школы, и трудно предположить, что кто-либо сумеет в ближайшие годы поколебать ее позиции", - писала главная спортивная газета в Австрии. И этот великолепный и полный успех женщин в сочетании с "взносом" Игоря Ворончихина и мужской эстафетной команды дал нам, видимо, какое-то негласное право на благодушие, на прощение собственных ошибок и просчетов, которых даже мы, журналисты, увидели в Зеефельде немало.

Мы увидели прежде всего, что наши парни заметно поотстали от своих скандинавских коллег и суровых требований современного спорта. Мы увидели, что не располагаем нужным запасом физических сил, необходимой тактической мудростью, что у нас нет, наконец, гонщиков настоящего международного класса, какими были в свое время В. Кузин, П. Колчин, Ф. Терентьев, Н. Аникин, А. Шелюхин и некоторые другие.

Это было очевидно, но с чьей-то легкой руки именно в Зеефельде поднялся разговор о смазке, о том, что мы не умеем "попадать в мазь", наконец, что у нас ее нет, и эта частность (важная, но все-таки частность), увы, на очень длительный срок явилась ширмой, при помощи которой мы скрывали от самих себя наши истинные, причем весьма существенные, беды, ошибки и провалы.

Незаметно пришел Гренобль. Как специальный корреспондент Российского спортивного журнала, я проводила большую часть своего рабочего времени на соревнованиях конькобежцев и лыжников, и я испытала всю меру горечи, которую доставили они нам в ходе Белой олимпиады.

Лыжные соревнования проходили в Отране. Этот маленький городок, примостившийся у склонов больших суровых гор, казался нам одинаково туманным и в сверкающие, солнечные дни, и в хмурые, облачные, каких, помнится, выпадало гораздо больше. Комментаторы советского радио и телевидения, проводившие репортажи на страну, корреспонденты спортивных и неспортивных газет, не находя никакого объяснения тому, что происходит, говорили и писали о... мазях. И это липкое слово "мазь" звучало уже в те дни как отвратительный рефрен в плохо подготовленной и некудышным образом исполненной песне.

Лыжные гонки мы проиграли, выступив хуже, чем когда-либо. Ни одной золотой медали ни у женщин, ни тем более у мужчин - ни за личные гонки, ни за эстафеты. На 10 км только Г. Кулаковой удалось "прицепиться" на хвосте зачетной "шестерки". Одним словом, все было хуже, чем когда-либо.

Но вместе с тем, удрученные общей и значительной неудачей в Гренобле, мы не заметили, что в нашей команде были и прекрасные спортсмены, сумевшие в эти трудные дни утвердить свой высокий международный класс. Я говорю о Гале Кулаковой, которой только случай - это факт, а не оправдание - помешал стать чемпионкой в гонке на 5 км; и об Алевтине Колчиной, сумевшей добыть бронзовую олимпийскую медаль; и о Володе Воронкове, который в истинно сильнейшей компании 38 самых лучших гонщиков мира сумел стать четвертым.

Был среди участников нашей лыжной команды и настоящий герой - Вячеслав Веденин, завоевавший серебряную медаль в гонке на 50 километров. Чтобы понять ее значение, достаточно напомнить, что это была вообще первая личная серебряная медаль, полученная нашими гонщиками-мужчинами за всю историю их участия в Олимпийских играх.

Я видела в день окончания лыжного марафона специальную двухчасовую передачу гренобльского телевидения, посвященную Вячеславу Веденину. Его портреты занимали целые полосы в газетах Франции, Швеции, Норвегии, Финляндии. Я слышала, как комментаторы радио чуть ли не на всех языках мира прославляли его как героя.

Серебро Веденина... Это был исключительно большой успех, а по-настоящему у нас оценили его совсем не многие. Я часто задаю себе один и тот же вопрос: почему? Может быть, потому, что все спортивные свершения мы привыкли мерить только одной меркой - золотой. Стал чемпионом - тебе и слава, и почет, и даже если ты где-то проиграл и где-то допустил в ходе борьбы ошибки, - тебе не вспомнят об этом, можешь не сомневаться. А остальные в тени. Как говорится: или-или... А ведь все это в сущности очень неправильно.

Через месяц после окончания X Олимпиады мне довелось по приглашению побывать на заседании президиума Федерации лыжного спорта СССР. В пригласительном билете, который я получила, сообщалась повестка дня: "Итоги выступления на X зимних Олимпийских играх". Но весь разговор на совещании шел о Саппоро. Разумеется, на фоне изучения и анализа ошибок Гренобля. Меня поразили тогда и серьезность, обстоятельность выступлений, и смелый взгляд в будущее, и конкретность разработанного специалистами и устремленного вперед плана.

У меня нет никакой возможности подробно рассказывать здесь о нем и о путях его реализации. А жаль: все, что проделано за годы, разделяющие Гренобль и Саппоро, достойно специальной книги, вдохновенного рассказа. Рассказа об умении исправлять ошибки и идти от поражения к победе.

Все это принесло - и довольно быстро! - весьма ощутимые результаты. Всего через два года после провала в Отране советская команда произвела, по выражению финской спортивной газеты, "одну из самых громких сенсаций за всю историю мирового лыжного спорта" на чемпионате мира 1970 года в Высоких Татрах. Из "безнадежного аутсайдера" она переместилась на место бесспорного лидера.

И в этом качестве она и приехала в Саппоро. О нашей команде лыжников-гонщиков говорили, пожалуй, так много и так противоречиво, как ни о ком. Были крупнейшие зарубежные авторитеты, которые твердо верили в нее и в ее новый успех. Другие утверждали, что победа в Татрах была и останется всего лишь сенсацией, что скандинавы извлекли очень серьезный урок из поражения 1970 года, дадут жестокий бой русским и во что бы то ни стало вернут утраченные позиции.

С полным сознанием того, что и в самом деле придется выдержать яростное сражение за утверждение своего авторитета, приехали наши парни и девушки в белый город на краю света, который, словно по мановению волшебника из сказки, переместился в плоскости и стал центром мирового зимнего спорта.

Наши лыжники блестяще выдержали испытание. Я написала эту фразу и подумала сразу о ее банальности. "Наши лыжники" - это нечто обобщенное, нечто безликое. Нет, в данном случае надо быть сугубо конкретным, ибо "великолепный успех советских гонщиков", как назвало его японское радио, это прежде всего успех конкретных людей, подвиги отдельных выдающихся спортсменов.