Литературный стадион

"Профи" и Диоген (Геннадий Швец)

Весна в этом году объявилась не постепенно, а вдруг: содрогнула пространство, вмиг начали таять и оползать снега, словно подогретые и расколотые откуда-то снизу вулканической силой. И вот уже смягчились дали пушистой зеленью, щедро заполнились теплом неуютные пустоты, упругие тропы ласкали шаг. Так радостно оживало все казавшееся уже отжившим, что и людям хотелось совершить нечто решительное - наполнить жизнь теплотой и силой, обновить примелькавшиеся будни, потянуться в беспредельный путь. Апрельскими воскресными утрами на опушке нашего лесопарка становилось людно, тесно. Сбросившие зимние одежды люди с некоторым смущением поглядывали друг на друга, побаивались довериться преждевременной благодати. Однако вскоре привыкли к весне, как привыкают ко всему хорошему, стали искать движение, свежие сквозняки бытия. Мужчин эта жажда толкала на поляну, где вкопаны футбольные ворота.

- Чего топчешься? Выходи, у нас игрока не хватает.

И я, преодолев приличествующее моему среднему возрасту благоразумие, предупредив, что играю так себе, неуверенной чужой походкой иду на поле. Там полукружьем стоят напротив ворот и бьют по мячу искатели новых, а вернее, полузабытых ощущений. Первый удар у меня получается хлипкий - мяч понуро катится по земле, хаотично подскакивая на кочках.

Ядреный запах травы щекочет ноздри, он до того заборист, что вот-вот у меня на ресницах навернется слеза и сведет скулы от оскомины. Хочется дернуться вперед, выскочить из своего вялого зимнего тела, понестись по траве, показать удаль, щегольнуть футбольным умением. Однако же приближающаяся игра и пугает. Волнение перекрывает горло, опутывает ноги. Я зачем-то потуже затягиваю ремень на джинсах. Мы разделяемся на две команды. Этим размежеванием руководит хозяин мяча. Нет-нет, ошибаюсь, это в моем детстве хозяин мяча обычно диктовал футбольные порядки во дворе. А здесь, на поляне, где собрались взрослые мужчины, власть идет в руки тому, кто первым решительно потянет ее к себе. Хозяин положения, глашатай правил - Десятка. На его желтой с зелеными полосами майке обозначен этот номер. Наверное, еще не так давно Десятка играл за какую-нибудь регулярную команду: не переставая давать распоряжения ("Худенький - за меня. С бородой - на ту сторону. В синей майке - ко мне"), он забавляется с мячом, как с собачонкой; как-то хитро его подденет, после отбежит, а мячик катится за ним. Только что не тявкает. Десятка наметанным глазом сразу определил, кто из нас чего стоит. И взял троих самых умелых игроков себе, а прочих - отдал, вроде бы даже и не пересчитав, сколько нас там. Отринул взмахом кисти. И продолжил ласкать пятнистый мячик.

Мы, пятеро не отмеченных благосклонностью Десятки, вживаемся в образ отверженных, я улавливаю признаки пессимизма в порядках нашей команды, каждый переживает горькую правду: самозванцы мы на этой изумрудной полянке.

- У, профессионалы чертовы! - мой товарищ по команде, высокий, мускулистый, в шутку сжимает кулаки, грозит соперникам.

- Спокойно, Паша,- говорит ему другой мой партнер.- Их голыми руками не возьмешь.

Этот в отличие от смешливого Паши к делу подходит серьезно, по-хозяйски оглядывается, оценивая сначала участок, где ему предстоит действовать, а потом - изучая вверенный ему коллектив. Шеф. Вмиг я дал ему это прозвище, не произнося, конечно, его вслух. Шеф больше всех озабочен и взволнован. И даже уязвлен - так мне кажется. Потому что еще минут пять назад он был жизнерадостен. Да-да, Шеф, наверное, страдает от того, что Десятка не выбрал его в свою команду. Шеф постарается ему отомстить, мобилизовав для этого весь свой организаторский талант и неиспользованные резервы коллектива.

Еще о составах. Игорек, пятнадцатилетний паренек - сын Шефа. Это видно сразу, хотя Игорек повыше отца, худее его втрое, имеет все прочие преимущества во внешности: густота волос на голове, цвет кожи и, главное, ломкий взгляд из-под ровненьких густых ресниц, которого нам, взрослым, не сыграть и не вернуть никогда. Следующий игрок - я. Среднего возраста, со средними притязаниями на авторитет в необязательных компаниях и ситуациях -слишком уж мизерна почесть. Вот если бы на этой поляне можно было добыть всемирную славу... Вечная загадка весны питает еще и не такие фантазии.

Пятый член нашей команды. Он пока не произнес ни одного слова, все время стоит чуточку поодаль, вроде бы и не с нами, на полтора шага дальше, чем требует ситуация - необходимость сплотиться перед лицом противника. На нем трикотажные шаровары, байковая клетчатая рубашка, пиджак, кеды. Все это имеет линялый вид, спортивная амуниция подбиралась, наверное, спешно, по случаю сводящей с ума, влекущей на простор весны. На фоне блеклых одежд пятого нашего игрока ярко горит его черная, хорошо ухоженная, я бы даже сказал, очень полноценная борода.

Нас пятеро. Соперников - четверо. Их мне рассматривать пока недосуг. Есть лишь ощущение, а точнее, предчувствие, что они очень жестки телом, что у них ноги сделаны из неструганых занозистых досок.

Ну что, начинаем, мяч на центр. Но прежде договариваемся о правилах. Собственно, свод правил урезан до минимума: играем без аутов, без офсайдов, без вратарей. Но на линии ворот любому из игроков обороняющейся стороны разрешается хватать мяч руками. Правила изрекал Десятка. Наш Шеф внимательно выслушал уверенную речь, я ждал, что он обязательно с чем-нибудь не согласится, найдет какое-то правило невыгодным для себя и выгодным для соперников.

- Без аутов не пойдет,- сказал Шеф.-Так можно до самого горизонта бегать.

Он что-то говорил еще, Десятка ему, ясное дело, перечил, возникло обсуждение, растянувшееся минут на пять. А я не вникал. Меня поразило слово "горизонт", произнесенное Шефом. Поразило тем именно, что вылетело из его уст, из уст этого человека. И ведь как сформулировал: "Бегать до самого горизонта". Дело в том, что загадка горизонта как была для меня загадкой в младенческом детстве, так ею и осталась, хотя я в школе получал по физике и по астрономии четверки, а за последние лет пять не пропустил ни одного журнала "Наука и жизнь". Как же он происходит, горизонт? Почему небо вдруг скатывается к земле и где же оно, небо, начинается? Неужели не существует этого купола, который я совершенно ясно вижу?..

- Проснись!

Мяч прокатился в двух шагах от меня. Игра уже идет, идет, уже дохнуло на меня ее жаром, заложило уши грохотом...

Мы мельтешим, нам почти не удается касаться мяча.

Извечная жажда неофитов выбиться в люди только усугубляет муки непризнания, мешает. А соперники расчетливы, они сначала действуют как бы понарошку, спустя рукава, подолгу перепасовываются, дразнят нас, то уходя назад, то опять неспешно пробираясь к нашим воротам. Десятка иногда совсем замедляет игру, ставит ногу на мяч, дает своим указания, чертит в воздухе схемы наступления, не таясь от нас:

- Выманиваем их. Сейчас они выползут из норок. Не спешим, не спешим. Ясно? Видите, один уже рыпнулся... А мы потихоньку, осторожненько... И вдруг бьет по мячу, неожиданно, хлестко. Так бывает в дворовых драках, когда какой-нибудь плюгавый, но поднаторевший в подлых приемах змееныш делает вид, что хочет уладить дело миром, усыпляет бдительность противника, уже наметив точку на его подбородке.

Мяч рассекает воздух над нашими головами, летит к воротам, мы со страхом наблюдаем его полет, как будто это не мяч, а чугунное ядро. К счастью, мяч ударяется о перекладину, отлетает, но опять не к нам. Десятка подбирает его, ставит на него ногу, принимая чуть ли не наполеоновскую позу... Но тут наш бородач тенью - он и впрямь похож на тень - метнулся к обидчику, выбил мяч из-под его ноги, убежал с мячом, но не к воротам соперника, а далеко вбок. Как будто только и дел в футболе - отнять у противной стороны мяч. Мой бородатый товарищ убежал так далеко, что даже скрылся за бугорком. Кстати сказать, игровое поле хотя и не велико, но ландшафт его весьма разнообразен. Он вобрал в себя многие черты обширной нашей географии: русло пересохшего ручья, некое подобие горной гряды - она идет по линии аута; затравеневшая дорога; рощица из чахлых топольков, наступающая на ворота. Более того, на нашем игровом плацдарме поместился даже населенный пункт - избушки на курьих ножках, составляющие детский городок сказок, он незаконно поглотил часть футбольного поля.

Наш бородач понял наконец, что дал маху: зигзагами, до смешного опасливо, приближается к центру событий, боясь потерять мяч, как бы оберегая его от возможных посягательств. Чтобы растянуть время власти над мячом, огибает избушку... У меня иссякает терпение, бегу на подмогу партнеру, поторапливаю его. Он начинает спешить, падает, поскользнувшись на молодой игривой травке. Падает и нечаянно касается мяча локтем. Никто, кроме меня, не видит этого футбольного происшествия - нас надежно прикрывает сруб избушки. Однако мой партнер выносит мяч на видное место, поднимает вверх руку, признаваясь в провинности. Я хлопаю глазами, соперники сначала не понимают, в чем дело, один из них с усмешкой машет рукой, прощая. Но Десятка и не думает сочувствовать, большой его футбольный опыт исключает всякую снисходительность к сопернику. Десятка бежит к месту нарушения правил, умощает мяч на невысокий кочке, примеряется и, искусно поддев носком, посылает его на наши ворота. Игорек стоит на линии ворот, вот он, завидя приближение мяча, начинает вытягиваться в струнку, прижимает локти к животу - боится задеть мяч рукой и получить штраф. В последнее мгновение Игорек сумел уберечь от мяча не только руки, но и ноги и все тело. Увернулся довольно проворно, почти как тореодор от шпаги. Вот тебе и гол, и мы проигрываем со счетом 0:1. Шеф отчитывает сына за несобранность и разгильдяйство, а у того на глазах навернулись слезы - большей несуразности с ним в жизни еще не случалось.

Шеф сам взялся за дело. Неторопливо ведет мяч, вызывая даже у соперников некоторое почтение. Во всяком случае, никто его пока не атакует. Он отсылает мяч Паше, через несколько секунд получает назад, потом поощряет пасом Игорька. Все это происходит невдалеке от наших ворот, мяч катается из стороны в сторону - никакого продвижения вперед. Однако Шеф доволен, его лицо, все его движения излучают поощрение: играем, мол, не баклуши бьем, уже есть сдвиги. И даже после того, как соперники отобрали у нас мяч и забили второй гол. Шеф не огорчился. Он делает успокоительные жесты, кивает головой: нормально, вот-вот все пойдет как по маслу.

...Десятка несется к нашим воротам, я ему наперерез, он отпихивает меня локтем, я уже вдогонку толкаю его в спину, однако третий гол, как говорится, не заставил себя долго ждать. Я кричу о нарушении правил, но Десятка отмахивается: ты меня тоже толкал, квиты. Поспорили-поспорили и утвердили незаконный гол. За Шефом оказалось решающее слово, он рассудил спор в пользу противника. И вид у шефа был в тот момент такой, будто он совершает поступок, за который награждают призом "Фейр плэй". Я даже и не могу понять, почему Шеф поступил таким образом. Ведь и дураку понятно, что Десятка нарушил правила и достоин наказания, а моя досадливая месть в счет не идет, она была уже после - после судейского свистка, который хотя и не прозвучал ввиду отсутствия собственно судьи, но явственно слышался всякому мало-мальски разбирающемуся в футболе. Наверное, Шеф хотел показать свое благородство соперникам, поднять свой авторитет у нескольких случайных болельщиков, а кроме того, несколько приструнить меня, потому что я не очень-то ему подчиняюсь.

И вдруг я чувствую досаду. Вдруг меня охватывает отчаяние, обида.

Стоп, что за огорчения? Из-за какой такой беды? Играем в футбол на полянке. Хорошая погода. Первые дни весны. Получаем, как принято писать в газетах, заряд бодрости. Есть какой-то счет, кто-то забил гол, кто-то кого-то легонько толкнул - никаких ссор и ссадин. Неторопливая мягкая игра в футбол с участием лиц среднего возраста. Чего ж глотку драть и требовать от несуществующего арбитра справедливости, истины... Нет-нет, надо черпать только положительные эмоции.

Наверное, я бы плюнул на все превратности этого необязательнейшего состязания, смирился бы с изменническим соглашательством Шефа. Но дело в том, что у меня в этой игре был свой зритель. Сразу я не упомянул о нем, потому что он поначалу не имел никакого отношения к действию рассказа - к игре. Но теперь я понял, что он, мой десятилетний сын, накрепко вплетен в игру, в действие. А вернее, игра вплетена в его жизнь. Я замечаю, что он давно уже не подходит к качелям, которые манили его сюда на прогулку. Сын внимательно смотрит на поле. Он видит, как бестолково, как жалко играет его команда. Конечно же, и я и мои партнеры - это его команда. Не может же мой сын болеть против меня. А возможно, он переживает за эту команду не только потому, что в ней играю я, его отец. Объяснение чуть сложнее: сын не может смириться с тем, что на поле попирается справедливость, что проигрывает доброта. Потому что меня считает носителем всех известных ему добродетелей. И неважно, насколько объективно его убеждение,- об этом здесь речь не пойдет.

- Шнурки на тапочках слабо затянул - вот и не попадаешь по мячу,- снисходительно бросает Десятка нашему незадачливому бородачу. "Профессионалы" посмеиваются, и Шеф наш улыбается. Изменник, перебежчик всегда хуже исконного врага.

Шеф почему-то решил, что мы должны играть неторопливо, по писаному. Ему, наверное, кажется, что все образуется, если будем следовать его наставлениям: "Не спешить, не спешить с ударами. В пас играем, в пас". Нам и без того удается бить по воротам раз в десять минут - соперники не дают. А Шеф еще и окорачивает нас. Между тем ворота "профессионалов" часто бывают не защищены, только попади в них - будет гол. Откуда же он возьмется, этот гол, если вообще не бить? Ветром, что ли, мяч занесет в ворота? Шеф усвоил, наверное, еще с детских матчей, что нужно больше играть в пас, и что "водиться" и самому бить по воротам - это значит, корчить из себя Пеле.

Наперекор Шефу я кричу партнерам, чтобы они били, чаще били по воротам. Но с грустью отмечаю, что авторитет Шефа уже неоспорим. И Паша, и Игорек, и бородач внемлют его указаниям.

Бегу вперед сам. Соперники неспешно перекатывают мяч поблизости от своих ворот. Завидя мое приближение, они намеренно задерживают свою атаку, поджидают меня. Они знают, что сейчас можно будет чуть по-развлечься. Я бросаюсь к игроку, ведущему мяч, наседаю на него -но мяч уже катиться к другому. Мечусь от одного соперника к другому. Они куражатся надо мной, ловко обыгрывают меня, показывают финты не только хитрые - издевательские. Мяч все время близко от меня - в метре, в нескольких сантиметрах. Кажется, на полсекунды раньше вытянуть вперед ногу - и перехвачу пас и тотчас же забью гол. Но напрасен мой энтузиазм. Кончается тем, что противники запутали меня своими приемами, я упал несколько раз. И опять почудилось что-то из детства, когда в чужом дворе меня перехватила ватага подростков и долго не выпускала из круга, мне даже вспомнился вкус крови на губах.

Но вот я вижу, что мне на подмогу бежит бородач. Он не вынес измывательства над партнером. Он решительно приближается к Десятке, тот, конечно, уклоняется от столкновения, "профи" уже не решаются потешаться над нами, уходят в атаку. Бородач бросается вдогонку. А я, порядком измочаленный, наблюдаю за игрой, упершись ладонями в колени. Бородач достаточно горяч в игре, однако с соперниками обходится бережно, ни разу никого не толкнул, хотя большинство из нас то и дело пускает в ход локти и бедра. И Паша старается. Но его старание совсем иного рода. Паша старается получить удовольствие от игры. Пусть вокруг исступленно бьются за мяч партнеры, пусть неумолимо надвигается проигрыш, пусть разверзнется весенняя земля, а Паша все равно сумеет вырвать долю наслаждения. Он любит резво пробежать с мячом по краю поляны, когда никто тому не препятствует, а потом сильно бьет издалека- делает навесную передачу, хотя трудно поверить в то, что кто-нибудь из нас способен использовать эту передачу- соперники-то куда более умелы и проворны. Еще Паша любит подолгу оставаться на чужой половине поля, когда нам грозит беда и надо биться, чтобы не пропустить еще один мяч. Паша в это время ждет своего шанса: вдруг мяч по какой-то неведомой прихоти отскочит в его сторону, прямо в его ноги, и тогда никто не помешает Паше забить гол. В минуты ожидания этого шанса Паша даже умудряется позагорать: запрокидывает голову, подставляет солнцу лицо, сцепив ладони на затылке. Вот уж действительно умеет находить место под солнцем.

..."Профи" хохочут, мы тоже не можем сдержать улыбок. Такое сейчас учудил бородач... По дорожке, пересекающей поле, нет-нет да и пройдет пешеход, которому нет дела до нашей игры. Бородач вел мяч, не поднимая головы. По дорожке в это время шла старушечка, бородач столкнулся с ней - бедная чуть не упала. Футболист успел подхватить ее, извинился, не поднимая головы, и установил мяч: нарушение правил, извольте бить штрафной. Все это он сделал в секунду, не успев, видимо, толком сообразить, что же на самом деле произошло. Не с соперником же он столкнулся! С посторонним лицом, со случайной старушкой, которой следовало бы выбирать более безопасное место для прогулок.

Из всех видевших этот казус не смеялся только мой сын. Он продолжал серьезно наблюдать за игрой.

Нужно что-то предпринять. И это "что-то" должен предпринять я. Заставить всех наших - Шефа, Пашу, Игорька, бородача и самого себя в том числе - атаковать и атаковать, лезть на рожон, не притворяться, что играешь, а играть. Дурацкая, лживая перепасовка мне невыносима. Вот опять Шеф откатывает мяч назад, опять Паша бурно летит по нетронутой траве, бьет по мячу - сильно, полновесно, и "профи" спокойно принимают этот мяч, идут на нас, мы пятимся, Паша загорает вдалеке, Шеф дает нам указания, спокойно и деловито. Не очень-то ловкий удар Десятки, мяч прокатывается рядом с ногой Шефа, усердствующего в руководстве обороной... И опять мы опускаем головы. Счет уже 0:4. Я придаю своему взгляду как можно больше укоризны и обвожу им всех членов нашей волонтерской дружины. Ну что, так и будем шляться по полю с оглядкой на Шефа? А Шеф расстроен, он понимает свою вину. Но понимает лишь малую часть этой вины: не успел подставить ногу под мяч. И не понимает, что виноват не в частности, а во всем, в том, что навязал нам трусливую игру в пас.

- Аккуратнее надо играть. Где пас? - это опять говорит Шеф. Он неисправим, он и помрет с убеждением в верности медленной лживой игры в пас, но помрет очень не скоро. Когда мы проиграем со счетом ноль - Десять, ноль - тысяча, ноль - миллиард.

Удивительно, но наставление Шефа через минуту приносит успех нашей команде. Шеф и Паша, перекидывая друг другу мяч, приблизились к воротам "профи", те взирали на это дерзание без опасений, как бы даже поощряя прыть соперников, уже порядком захиревших. И Шеф забил гол. О, сколько скрытого ликования во всей его фигуре, когда он трусил назад, к своим воротам. Его тактика восторжествовала, он теперь безгранично верит в свою футбольную искушенность. И я понимаю, я ясно вижу, что именно сейчас, вопреки случайной удаче нашей команды, сейчас, когда момент самый неподходящий, нужно круто переменить тактику. Очень трудно, мне бы чуть раньше это понять. Случайный гол подкузьмил нашей команде, Шеф уверен, что это был плод его долгих усилий, а не подачка от "профессионалов".

Только сейчас! В самый неблагоприятный для этого момент я обязан бросить вызов - нет, не только шефу, а чуть ли не судьбе.

Шеф потихоньку ведет мяч, делает руками движения, дирижирует нами. Я выхватываю мяч из-под его ног - он бросает на меня испуганный взгляд. Бегу по правому краю, пересекаю пешеходную дорожку, по которой идет степенный мужчина с молодой овчаркой на поводке. В моем взгляде столько решимости, ярости, что овчарка посторонилась. "Идиоты какие-то",- роняет мне вслед прохожий. А я воспринимаю это как знак манящей удачи. Прибавляю прыти, трава хлещет по щиколоткам, подхлестывает мою веру, этот звук завораживает, я чувствую, что постиг верный ритм, вперед, вперед! Еще быстрее, вон они, ворота, их неровная рамка, они сладостно пусты, не защищены, они обворожительны в своей наготе. Еще немного, уйти чуть левее от соперника, от проклятого "профи", наседающего на пятки ломовика. Только бы не поскользнуться на блестящей траве, через секунду ударю, нет, еще два шага, вот на этот бугорок. Бью! Мяч послушно ложится на ступню, отлетает туго, звонко, траектория его полета рассекает мир на две половинки, словно пирог, у меня от удовольствия, от вкуса текут слюнки. Гол? Нет, немного переборщил, чересчур сильно ударил, надо бы не так прикладываться - а посвободнее, поточнее, ведь ворота почти рядышком. Мяч ударяется о штангу и по зеркальной траектории через мгновение возвращается мне на ногу. В следующее мгновение Десятка сминает всю эту гармонию - подскакивает, опрокидывает меня наземь, вильнув бедром, и воровато отбегает. Мы бьем штрафной. Паша бьет. Мажет.

Ну уж теперь меня никто не собьет с толку. Я возбужден этим эпизодом, складностью моих действий. Несколько минут играю не очень внимательно, опять размышляя об отвлеченном. В детстве, когда мы до темноты - до темноты в природе и до темноты в глазах - играли в футбол во дворе, я безоговорочно соглашался с положением статиста. Мог лишь подыграть более умелому и удачливому товарищу. И всегда безвольно надеялся, что главное, решающее исполнит кто-нибудь другой, а я скромно получу свою долю радостей, если все сложится удачно. А если нет - не моя в том главная вина. Ох как трудно переиначивать себя, менять амплуа в том возрасте, когда все игры для тебя давно уже закончены, когда привык быть зрителем. Но кто-то же должен сейчас постоять за наше футбольное ополчение.

- Шеф! Вперед, не тяни время.

Шеф, по-моему, даже вздрогнул от моего окрика, потрусил вперед.

- Диогену пас!

Не знаю, чего вдруг вырвалось у меня это слово. Еще миг назад оно, слово "Диоген", прозябало в энциклопедическом фолианте, на дальних полках, и вдруг в мгновение явилось на этом молодом зеленом просторе. Бородач, которого я окрестил сейчас этим именем, удивился не меньше моего, а может, и обиделся. Но ему некогда размышлять над тем, что я вкладываю в понятие "Диоген" - насмешку или хвалу. Мяч уже в его ногах - Шеф беспрекословно выполнил мое указание. Кажется, и имя "Шеф" до этого здесь не звучало, я произносил его лишь мысленно. Но видимо, Шеф в обычной жизни слышал такое обращение к себе.

Диоген летит к воротам. Полы допотопного пиджака поднимаются за его спиной подобно крыльям. Навстречу ему надвигается защитник, но идет не очень уверенно - обреченно кидается Диогену в ноги, мой славный философ пролетает над его распростертым телом, держа мяч между ступней - какой футбольный изыск! - и выбегает к распахнутым настежь воротам.

- Бей! - кричу.

- Бей, Диоген! - молит Паша.

- Да бей же, черт линялый,- негромко ворчит стоящий рядом со мной Шеф. А он, Диоген, чего-то медлит, он похож на человека, которому нежданно-негаданно привалило счастье и он в первую минуту не знает, как же им распорядиться. "Профи" стоят поодаль, понимая, что уже никакими силами не дотянуться до Диогена, не помешать ему. Десятка смотрит на него с поощрительной улыбкой, а сам, однако, потихоньку начинает красться... Диоген бьет по мячу очень неловко - ковыряет землю носком. Гол! Гол!

2:4. "Профессионалы" чувствуют себя облапошенными: будто бы мы хитрили, до поры прикидывались пиджачками, скрывали свою силу. Они бегают по полю без былой прыти, Десятка понукает их, но и сам он теперь похож на плохо накачанный мяч. Правда, через некоторое время они забивают нам гол, но и мы не остаемся в долгу: окончательно расхрабрившись, я ударил издалека, из-за центра поля, и мяч, пролетев по нужной дуге, опустился в воротах "профи". Счет стал 3:5. Наши соперники всем своим видом показывают пренебрежение к игре, хотят свернуть ее, оставив за собой победный счет. Мы желаем играть до последнего - до последнего луча солнца, до последнего вздоха. Вокруг площадки собралось довольно много зрителей, некоторые из них разгорячились близ игры, сами не прочь выйти на поле. Десятка останавливается, позволяет вступить в игру четверым - по два за каждую команду. На поле становится тесно, каждому игроку приходится слишком долго дожидаться желанной возможности прикоснуться к мячу. А для нас пятерых игра потеряла смысл, наше первоначальное соперничество с "профи" теперь как-то растворилось в массе новых игроков. Нам важно было биться с ними, с Десяткой и с тремя его сподвижниками. А теперь в их команде два футболиста совсем иного толка: улыбчивые и не очень умелые. Объегорил нас все-таки Десятка, спрятался за спинами простачков. Теперь, если мы даже выиграем, это не будет победой над "профи", над теми, у кого мы так страстно хотели выиграть.

Скоро Десятка начинает хромать и уходит с поля.

Я порядком устал за эти два часа. Гляжу на часы: какие там два часа - играли всего сорок пять минут. Ровно один футбольный тайм. Хватит, пора уступить место другим соискателям футбольной славы. Один из них, распознав мои намерения (наверное, телепат), тычет пальцем в грудь: хочет выйти мне на замену...

Сижу на скамеечке, ноги гудят, пот пощипывает шею. Джинсы пропитаны травяным соком. Голова чуть кружится. Полная иллюзия легкого опьянения. Ветер пробегает по лицу, касается губ, почему-то оставляя на них привкус мяты. Боже, как удивительна может быть жизнь, сколько же таит она в себе радостей. Вполне можно обойтись без всемирной славы.

- Зря ты сделал замену,- говорит сын.- Теперь дяде Гене меньше пасуют.

- Какому дяде Гене?

- Тому, с бородой. Ты ему кричал: "Дядя Гена, бей".

- Не "дядя Гена", а "Диоген".

Я жду, что сын сейчас спросит, кто же такой Диоген, готовлюсь занимательно рассказать про самого бескорыстного философа. Но сын не спрашивает про Диогена. Вполне возможно, что посчитал это слово фамилией бородача. А впрочем, мысли сына уже далеко от игры, он наблюдает за воздушным змеем, парящим над краем леса.

- Видел, какой я гол забил? - напрашиваюсь на похвалу.

- Да, Прямо в "девятку".

Всю неделю я думал об этой игре. И странное дело, скучал по нашей команде. Глупо, но в подробностях пересказал ход игры другу вечером по телефону. Почему- то было у меня такое чувство, будто наша команда выиграла. Но счет-то 3:5. Не в нашу пользу. А вообще-то смотря как считать. Десятка ушел с поля до срока, сдался. Побежденным уходил, мрачным, ковылял и чертыхался.

Футбольная поляна притягивала меня. Я купил мяч и каждое воскресенье приходил сюда играть с сыном. Несколько раз я встречался с участниками той первой незабвенной баталии, начавшей весну. Если честно, то впоследствии "профи" не казались мне уже такими злодеями - обыкновенные мужчины среднего возраста, скучающие по ушедшей молодости. А Десятка, завидя меня, всегда шел навстречу и почтительно протягивал руку. Впрочем, не было больше такой ситуации, чтобы я играл против "профи", чтобы игра противопоставила нас с Десяткой друг другу. Скажу больше, несмотря на все взаимные реверансы, отношения мои с Десяткой были неискренними. Я словно бы знал о нем какую-то неблаговидную тайну. А он, в свою очередь, чуть остерегался меня - из-за того именно, что я разгадал скрываемую им тайну. Но возможно, в этом рассуждении я что-то и преувеличиваю и наши с Десяткой взаимоотношения гораздо проще.

А Диогена я после ни разу не встречал. И почему-то часто вспоминал его. Откуда он взялся? Я даже ни разу не слышал во время игры его голоса. Он играл до смешного честно, непростительно честно. В футболе это не принято - признаваться, что сыграл рукой. Принято замечать игру рукой у соперника, если даже этого и не было. Честность Диогена всех нас поразила более, чем рефлекторная лживость Десятки, чем потаенная, но оттого еще более броская самомнительность Шефа, чем отступничество Паши. Вспоминая, как Диоген столкнулся со старушкой, я непременно улыбался. Но если разобраться, то в этом поступке ничего смешного не было: Диоген правильно признал за собой нарушение. На месте старушки мог быть соперник, и Диоген налетел бы на него. Каждый по-своему реагировал на поведение Диогена. Шеф недоумевал и не прочь был турнуть его с поля. Десятка алчно кидался на мяч, когда Диоген оставлял его, наказывая себя и свою команду очередным штрафом. Другим игрокам честность Диогена казалась просто хохмой. Ну а что я? Я относился к нему снисходительно, по-зрительски сопереживая его правдоискательству. Наш Диоген и был тем человеком, которого древний философ искал днем с зажженной лампой.

Я даже думаю, что победили "профессионалов" (вернее, не поддались им) мы благодаря Диогену. Не моя проснувшаяся решимость, не моя натужная доблесть вдохновила нашу команду, а святая честность Диогена. Сначала она проблескивала в нашем сознании пунктиром, и ясно различал ее разве что мой сын взглядом, который не затуманен житейским опытом. Видение сына передалось мне, а я после определенных сомнений решился честно опровергнуть никчемность Шефа. "Профи" были сильны своей лживостью. Мы стали сильны честностью. Вообще-то мы проиграли, но игра уже шла в нашу пользу, и можно считать - если условно продлить эту игру в бесконечность, как в геометрии продлеваются прямые,- что мы все-таки победили "профессионалов" или должны победить в будущем, возможно, недалеком.

Лето выдалось жарким. Довольно скоро футболисты основательно вытоптали траву на поляне, и она уже не так манила. Посетители парка переместились на берег пруда, играли там в волейбол, бадминтон, купались в желтой воде. В августе я уехал в отпуск. А когда возвратился, то зарядили холодные дожди - как бы в отместку за погожее лето. Было не до футбола. И уже не так тянуло на простор. Но тот апрельский матч я часто вспоминаю, как будто это был чемпионат мира.