Бег по переписке и на всю жизнь (Виктор Васильев)

"Главное в нашем деле - закусить удила, впрячься и пахать",- говорит Седой. Ему верить можно. Витька - знаменитость на всю округу. Будущий чемпион мира и его окрестностей, как определил физрук Романыч.

Романыч ехидничает. Но чего у Витьки при любых раскладах не отнять - область он выигрывает спокойно и на России за призовое место цепляется. А для нашего захолустья - это ого-го! У нас никто из великих и не ночевал.

Как Седой молотит сетку, это нужно видеть! По-над трибунами только и разносится: дых! дых! дых! Будто ударник в джаз-банде разминается... Да и терпежка у него будь здоров. Если Седой выходит на финишную вровень с кем или даже в шаге сзади, можно не переживать: победу он выцарапает. На зубах добежит и порвет ленточку. Своего Седой не упускал никогда.

Меня он терпел, скорее всего потому, что кроссы одному бегать тоска брала. Вдвоем все не так. Да и от собак проще отбиваться. Вон их у нас сколько поразвелось!..

На соревнованиях мы с Седым схлестывались редко. Он на год постарше, у него своя капелла. И потом ом не любил круги мотать. У него коронка - четыреста, восемьсот. Хотя мог и на полторашке засадить прилично, если кто "подвезет".

А для меня чем больше, тем лучше. Бегать я мог, пока тапочки не развалятся. Вот скоростишки у меня не хватает - тут куда ж прыгнешь? Седой мне так и говорит: "Ты как ни корячься, а на финише тебя все равно обдерут". Все верно. Разве это дело: на стометровке еле из тринадцати секунд вылезаю. И хоть лбом об стену бейся...

Витька и в школе умудрялся успевать, проныра. Все время на сборах, в разъездах, а "гусей" в дневнике не пасет, как я. Лабораторки всегда в срок сдавал. А перед тем как в очередной раз умотать куда-нибудь, к педагогам-учителям подкатывал. Темы для сочинений выпрашивал заранее, контрольные по математике. Седой предпочитал учебу по переписке. Не всем учителям это нравилось. Но с выбором у них туговато было.

Активнее других Витьке досаждал Романыч. По переписке за честь школы не очень-то побегаешь. А Романычу команду на районные соревнования надо выставлять. И Витька по физре больше четверки не имел. Но ему плевать на это было.

А на районках отдувались мы, темные лошадки. И однажды я чуть не выиграл осенний кросс, да пролетел с шиповками. Развезло из-за дождей, слякоть несусветная, у меня все "гвозди" сточены - с гулькин нос.

Седой как раз стоял с сумкой, набитой всяким шмотьем и шиповками, понятно. Чего он здесь ошивался, не знаю. Приехал откуда-то до срока. Простудился, что ли... А шипы у него, конечно, класс - "адидасовские", с набором "гвоздей": какие хочешь, такие и привинчивай. Но поди попроси у Седого - обожжешься. Стоит, раскачивается с пятки на носок. Горло бинтом завязано. То ли просто пижонит, то ли впрямь болен.

Ну вот, проелозил я ногами по склонам да подъемам, два гаврика от меня и удрали. На финише доставал я их, доставал, но было уже поздно: ушел поезд.

Разозлился я тогда на весь белый свет. А больше всего - на жлоба этого адидасного. И чо он сюда - специально воображать приплелся?!. Потом вижу: к Машке Чудаковой подкатывает, пальто ей подает, улыбается. И она ему.

И без того муторно было, а тут... Схватил я свою сумчонку - и ходу. Домой. Прихожу - колотит всего. И чего, думаю, она в нем нашла? Хотя в общем-то понятно: портретики в газетах, в "фирме" опять же ходит. Чего им еще-то, подругам верным, надо? Потом поставил себя рядом, и вообще все ясно стало: я из другого сервиза.

Не знаю от чего, от злости или тоски, но припахал я той зимою по-черному. Хотя никто вроде и не погонял. С утра бывало и под тридцать с минусом, а я напялю на себя все что есть - и на улицу.

Темнотища, ветер слезу вышибает. Но ничего: перетерпишь немного - теплеет от бега. Хуже, когда снегу подбрасывало сверх нормы. Выпадали денечки - так наметет, что ноги по колено в сугробы ухают. Тогда нигде не побегаешь, кроме как по обочине дороги - ее грейдером чистили.

Удовольствие, конечно, то еще. Скользко, все обледенело. Только и смотри, чтоб под машину не загудеть. Мало их было, пока сумерки, ну да мне хватало. Как обдаст выхлопными газами - хоть не дыши. Я так и делал. Но совсем без кислорода долго не протянешь.

Это у меня утренняя разминка выходила. Минут на сорок-пятьдесят. Потом школа. А потом уже тренировка. От души, до дрожи в коленках. Прыгуны, метатели - все в залы попрятались. А нам, средневикам, что там делать? Мечтать о несостоявшихся победах? Это Седому хорошо. Он уже где-то в Эшере или Пицунде дорожки топчет. У него и сауна после, и другие восстановительные процедуры.

Сильные люди - метатели

А мы - от сохи, нам и так можно. Бегали с заиндевевшими масками на лице - прохожих пугали. Да еще штанины у тренировочных костюмов в замерзшие трубы превращались, звенели на ходу. Чтоб хозяйство не отморозить, ваты в плавки подложишь - и вперед, самородки!

Самородками нас Вячеслав, тренер, звал. Сами мы себя по-иному величали: самовыродками или самодурками. Но нравилось, наверное, нам это. Или втянулись, не знаю как сказать. Бег как наркотик. Стоит только начать, потом не бросишь.

Сильные люди - метатели

Чего, кажется, приятного: бегай и бегай как заведенный? И рысаками нас называли - свой же брат, легкоатлет, называл. Лошадиный вид спорта - это тоже про нас. И мать без конца спрашивала: "Сколько я на твою атлетику стирать буду?"

Дождь, грязь - нам все нипочем. Пусть хоть град с кирпичами!.. Одно название, что легкая. А напашешься так, домой приходишь - от еды воротит.

Сильные люди - метатели

А чего ради все? Горы нам златые, что ли, кто сулил? Да ничего похожего. Талоны на питание подбрасывали по большим праздникам да изредка устраивали поездки на матчевые встречи с соседями. А так полный альтруизм при пустых карманах. ...Зима выдохлась. Близился весенний кросс. Такие уж мы, бегуны, фенологи. Для нас времена года измеряются кроссами, первенствами, забегами. И придет ли он, тот единственный и неповторимый забег, когда пробьет твой звездный час, неизвестно. В перспективе - отсутствие всякой перспективы.

А с Седым нас секундомер рассудил. На апрельский кросс он явился - деваться ему было некуда. И бежал в сильнейшем забеге - все чин чином. Забег выиграл без напряга. И когда шел по дистанции, выбирал, где посуше, боялся измазать свои шиповочки.

Сильные люди - метатели

Ну а мне-то терять было нечего. Бежал среди таких же середнячков, что и я. Силы мне экономить ни к чему. Сразу прикинул: если пересечь здоровенную лужу, то потом выскакиваешь на лесную опушку. По ней и чесать надо. Так и поступил. Шиповки сразу набухли, потяжелели. Ну да авось, думаю, не порвутся до финиша.

Начал я все же чересчур резво. Конечно, это был мой единственный шанс - сильный ровный темп, но все же тут я хватил через край. Бегу - в глазах темно, ухает сердце. Прямо невмоготу.

Однако, если потерпеть, потом легче будет. Так оно и вышло. На второй километровой петле я уже очухался и даже прибавил. Земля под ногами побежала веселее. Шшух! Шшух! Шшух! Я почувствовал легкость тела и ощущение полета. Меня несло в потоках воздуха.

На последнем тягуне - судьи, садисты, найдут же трассочку! - пришлось, правда, зубами поскрипеть, ну это уже семечки. Влетел я в аллейку березовую, на которой финишная прямая умещалась. Подсел немного, ноги зачугунели. Но гляжу: Романыч на пригорке с секундомером в руках мне орет:

- Плюс четыре! Жми давай!..

Какие четыре секунды, я, честно, не сообразил. Выигрывал, что ли, у кого? Или на разряд тянул?.. Но все равно поднапрягся, выложился.

Сильные люди - метатели

За финишем - все темно. В груди жжет и давит. Хочется свалиться на землю и лежать. Но нельзя. Потихонечку ноги переставляю, заминаюся. Тут и догоняет меня Романыч. Ну бегает, зверь! Аллейка все-таки метров триста будет.

Сует под нос секундомер:

- Ты Седых "привез" четыре секунды с копейками.

Копейки - это у нас "разменная монета": десятые доли секунды. На них обычно и счет идет. А тут еще четыре секунды... Многовато что-то. Аж не верится.

И солнце вдруг засветило вовсю - на волю вырвалось. Смотрю: сквозь грязный, истоптанный башмаками и кедами асфальт, поближе к обочине, пробивается зеленый росточек. На душе как-то полегчало. Вот настырный!..

Сильные люди - метатели