Глава вторая. Между двумя мирами

На 143-й улице, где мы жили, находилась так называемая улица для игры Полицейского атлетического союза. Полицейские перекрывали движение по улице, огораживая ее деревянными щитами,- получалась импровизированная спортивная площадка. Одной из самых распространенных игр здесь была игра в теннис деревянными лопатками (так называемый пэдл-теннис), и я была чемпионкой квартала. У меня даже есть несколько медалей за победы в соревнованиях с другими улицами Гарлема. До сих пор храню их как память. Я стараюсь сохранять все медали и призы, которые когда-либо получала.

Площадка для этой игры почти такая же, как и для большого тенниса, только в два раза меньше. В руках у вас деревянная ракетка. Играют простым резиновым или теннисным мячом. Конечно, эта игра отличается от обычного тенниса, но в то же время у них много общего.

В нашем квартале жил Бадди Уолкер, известный музыкант Гарлемского общественного оркестра. В то время у него было мало работы и он много играл. Как-то, наблюдая за моей игрой, он решил, что я смогла бы быстро научиться играть в большой теннис. Добрая душа, он купил мне пару подержанных ракеток по 5 долларов за штуку и начал обучать ударам у стенки в Моррис-парке. Бадди был приятно удивлен, что я так быстро схватывала движения и хорошо осваивала удары. Не раз он говорил, какое это удовольствие - играть в теннис, и как будет хорошо, если я заинтересуюсь игрой - познакомлюсь с интересными людьми и смогу добиться кое-чего в жизни. Он познакомил меня с женой Трини и дочерью Ферн.

Затем Бадди поехал со мной на 150-ю улицу, где находились настоящие корты ("Гарлем Ривер Теннис Корт") и попросил одного из своих друзей сыграть со мной пару сетов. Бадди утверждает, что в тот день я играла феноменально для новичка, не имеющего никакого опыта. Помню, многие игроки с других кортов прекратили играть и наблюдали за нами.

Я была в восторге. Это было настоящее спортивное соревнование, я чувствовала себя истинной спортсменкой. И когда негритянский учитель, наблюдавший мою первую игру, Хуан Серрел предложил Бадди помочь мне получить разрешение играть в теннисном клубе "Космополитен", членом которого он состоял, я была счастлива. Сейчас этого клуба не существует, но в то время он был самым знаменитым в Гарлеме.

Мистер Серрел хотел представить меня членам клуба и предложить сыграть со мной несколько сетов профессиональному игроку Фреду Джонсону. Он надеялся, что, если на меня обратят внимание, может быть, кто-то согласится платить за мои тренировки в этом клубе.

Мне повезло. Всем понравилась моя игра - решили, что я подаю большие надежды. Собрали деньги и заплатили за меня вступительный взнос. Так я стала членом клуба. Мистер Джонсон сообщил расписание занятий, и я начала регулярно тренироваться. Я уже знала, как ударять мяч, но не знала, почему так надо делать. Он научил меня передвижениям на корте, некоторым приемам техники и тактики. Ему не нравилось мое высокомерие, и он пытался доказать, почему я должна измениться. Но я была твердо убеждена: все, что выходит за рамки тенниса, его не касается.

В те дни мне было приятней играть в баскетбол, чем ходить в теннисный клуб. По натуре я не была теннисисткой. Но вежливые манеры в игре, которые поначалу казались мне такими смешными, постепенно стали привлекать меня. Нравилась мне и белоснежная форма. Но было тяжко играть - с трудом сдерживалась, чтобы не вступить в драку каждый раз, когда начинала проигрывать. Но потом я поняла, что должна выполнять определенные правила поведения на корте и постепенно научилась подчиняться распорядку. Постепенно я стала понимать, что можно в клубе вести себя, как подобает светской даме, а на корте сражаться подобно тигрице. Помню, я воображала, что как матадор выхожу на арену в прекрасной одежде, раскланиваюсь публике, следуя ритуалу, и думаю только об одном - поразить быка с одного удара.

Мне кажется, если бы Фред Джонсон или члены теннисного клуба, которые платили за мои занятия, узнали, как я живу, я бы там долго не продержалась. Членами этого клуба были люди высшего общества Гарлема, и они придерживались твердых убеждений относительно манеры поведения, приемлемой для общества. Конечно, они были гораздо требовательнее, чем белые, занимавшие аналогичные общественные позиции,- они должны быть вдвойне осторожнее, чтобы преодолеть предвзятое мнение о том, что все негры живут по восемь человек в комнате, в грязных домах, пьют джин с утра до вечера и разрешают свои споры только с помощью ножей. Мне стыдно говорить, но тогда жизнь моя текла довольно беспорядочно. Нужно было искать работу, но я не стремилась к этому - днем была занята игрой в теннис, а вечером развлекалась. Самым трудным было раз в неделю появляться в благотворительном обществе, рассказывать, как я живу, и получать пособие. Затем наступал праздник - целый день я проводила в кинотеатрах и позволяла себе дешевые лакомства. Думаю, невозможно сразу и бесповоротно измениться. И ждать этого от меня было слишком много. Потом уже я поняла, что, играя в теннис и увлекаясь им все больше и больше, я с каждым днем постепенно менялась. Но тогда не сознавала этого.

С благодарностью вспоминаю я миссис Роду Смит - в те дни она делала для меня очень много. Рода имела хорошее положение в обществе. Лет за десять до того, как я ее встретила, она потеряла дочь и меня практически удочерила. Помню, она купила первый в моей жизни костюм для игры в теннис. Вообще, делала все, чтобы помочь мне. Я не всегда ценила, что она делала для меня, и, думаю, Рода хорошо сознавала это.

У меня сохранилась вырезка из газеты, где она сказала журналисту: "Я была первой женщиной, с кем Алтея играла в теннис; она обижалась на меня, так как при каждом удобном случае я старалась исправить ее манеры. Я часто повторяла: "Не делай того. Не делай этого". И рано или поздно она начинала бунтовать: "Мисс Смит, вы всегда дразните меня". Действительно, я так и делала. Я должна была делать ей замечания. Например, когда проигранный мяч попадал на ее половину корта, она могла запустить им куда угодно, только не передать спокойно партнеру, как это принято в теннисе. Но ведь Алтее пришлось играть только на улице, и она просто не знала, что можно вести себя иначе".

На всю жизнь я запомнила день в клубе "Космополитен". В показательной встрече играла Алиса Мабл. Я до сих пор помню, что все время повторяла про себя: "Научусь ли я когда-нибудь так же играть в теннис, как она!" Она была единственной теннисисткой, которая покорила меня. До этого я обращала внимание только на хороших игроков-мужчин. Но эффективность ее ударов, их сила и мощность произвели на меня неизгладимое впечатление. Больше всего, конечно, мне понравилась агрессивность ее игры. Наблюдая за ее подачей, на которую, казалось, она не затрачивала больших усилий, за ее выходами к сетке и ударами с лёта, я увидела возможности игры, о которых раньше не имела представления.

Интересно, что, когда пришло мое время играть в соревнованиях на кортах Форест Хилла, самой ярой моей болельщицей была именно Алиса Мабл.

Я начала тренироваться под руководством Фреда Джонсона летом 1941 года, но только через год он позволил мне выступить в турнире. Американская теннисная ассоциация (АТА), состоящая почти полностью из негров, Организовала в клубе "Космополитен" открытый чемпионат штата Нью-Йорк, и Фред заявил меня участницей одиночных соревнований девочек. Это были первые соревнования в моей жизни, и я выиграла их. Я была немного удивлена этим выигрышем, но только немного, потому что к тому времени уже привыкла выигрывать. В финале я встретилась с Ниной Ирвин - белой девочкой. Не могу отрицать, что эта победа была для меня особенно приятной. Она доставила мне внутреннее удовлетворение - я играла не только так же хорошо, как и она, но даже лучше.

Нина тоже тренировалась у Фреда Джонсона, но, я думаю, он был доволен, что выиграла я. А у других игроков не было выбора - они должны были принять это как факт. Я выиграла, и все тут. Даже несмотря на то, что почти все члены клуба были негры, многие из них, вероятно, болели за Нину, так как они считали меня слишком заносчивой и рассчитывали, что поражение пойдет мне на пользу.

Я с трудом сближалась с людьми и всегда чувствовала, как это вредило мне. Немногие тогда знали, что я собой представляла или что заставляло меня быть такой, какой я казалась со стороны. Теперь, думаю, конечно, знают. Но в те дни моя самоуверенность, показное поведение были одним из средств самозащиты. И тем не менее моя победа несколько смягчила некоторые суждения обо мне. После того как я показала свой спортивный характер, положение мое в клубе заметно изменилось. Я обнаружила, что люди оценивают меня по достоинству, а мое отношение к людям, казалось, уже не имело такого большого значения. Думаю, многие люди прощают победителям их недостатки.

Позже, летом 1942 года, послали меня на национальный чемпионат Американской теннисной ассоциации среди девушек в Линкольнский университет в Пенсильвании. Это был мой первый национальный чемпионат. Я проиграла в финале. Девушка, которая победила меня, была Нана Дэвис Воган. Сейчас интересно вспомнить, что она сказала одному из журналистов после моей победы в Уимблдоне: "Алтея была очень грубой. Она считала себя лучше всех. Помню, она говорила: "Кто такая Нана Дэвис? Подайте мне ee! И после того как я победила ее, она направилась в раздевалку, даже не пожав мне руки, как это принято. Некоторые ребята засмеялись, и она готова была растерзать их".

В 1943 году чемпионат АТА не проводился - шла война и переезды были ограничены, но уже в 1944 и 1945 годах я стала чемпионкой АТА в одиночном разряде.

Когда мне исполнилось 18 лет, жизнь моя стала понемногу меняться. Во-первых, теперь уже я могла не отчитываться перед благотворительным обществом, так как стала совершеннолетней. Конечно, я лишилась права на получение пособия, но это было не столь важно - ведь я стала самостоятельной. Подружилась с девушкой по имени Глория Найтингейл и стала жить в ее семье. Устроилась на работу официанткой и платила за квартиру ее бабушке.

Мы с Глорией хорошо проводили время. В сезоне 1945-1946 годов играли в одной баскетбольной команде - она называлась "Таинственная пятерка". Обычно мы играли пять-шесть игр в неделю с различными заводскими командами. Иногда после игры в баскетбол шли играть в кегли и, случалось, приходили домой около четырех-пяти часов утра. Глория, как и я, любила играть и развлекаться. Я до сих пор считаю то время самым замечательным в моей жизни. Никакой ответственности, никаких забот.

Глория познакомила меня с Эдной Мей и Шугаром Рэем Робинсоном. Эдну она знала давно, а однажды во время игры в кегли мы увидели Рэя, и Эдна познакомила меня с ним.

Можете представить, какой задирой я была - подошла к нему и сказала: "Так вы и есть Шугар Рэй Робинсон? Ну, что ж - я выиграю у вас сейчас же!" Кажется, я ему сразу понравилась. С того времени я часто бывала у них в доме. Рей и Эдна были настоящими друзьями. Я чувствовала, что они полюбили меня, и была увлечена ими. Когда Рэй ушел в армию, я очень часто оставалась с Эдной. Я была, если можно так выразиться, Пятницей в юбке. Очень дорога мне была эта дружба. Когда Рэй бывал на тренировках, я жила с Эдной на их даче в Гринвуд Лэйке. Бывало, по утрам отправлялись в долгие прогулки, и свежий горный воздух казался удивительным девчонке со 143-й улицы Гарлема.

Эдна и Рэй всегда были чрезвычайно добры ко мне. Они понимали, что я нуждалась в помощи. Мне очень нравилось быть в их обществе. Иногда они позволяли мне попрактиковаться в вождении машины, хотя у меня не было прав. Мне кажется, Рэю доставляло удовольствие наблюдать, с каким восторгом я это делаю.

У Рэя был набор ударных инструментов, и он часто играл на них. Я тоже была неравнодушна к музыке. Моим любимым инструментом был саксофон. Мне нравилось его звучание. Однажды я спросила Эдну, не мог бы Рэй купить мне саксофон, на что она ответила, что единственная возможность выяснить это - спросить у него. Так я и сделала. Рэй сказал, что если я буду серьезно учиться играть, а не дурачиться, то он готов заплатить за инструмент. В одном магазине я увидела великолепный саксофон, именно такой, как мне хотелось. Продавец объяснил, что инструмент стоит 175 долларов. Со всех ног я бросилась к Рэю. Мое сообщение не вызвало у него энтузиазма. "175 долларов? - переспросил он.- Знаешь что, найди Бадди Уолкера, пусть он пойдет вместе с тобой в магазин и посмотрит инструмент. Он лучше знает, что к чему". Я быстро нашла Бадди, и он устроил сцену продавцу: "Как же можно обманывать девушку. Вы же видите, что она в этом ничего не понимает. Я музыкант и могу сказать, что этот саксофон стоит не больше ста долларов". Продавец не хотел уступать, но когда Бадди показал ему документ, что он действительно играет в оркестре, продавец сбросил цену.

Итак, Рэй, как и обещал, дал мне деньги, и я купила инструмент за 125 долларов. Никогда не забуду этого. Саксофон и сейчас хранится у меня, хотя играю на нем редко - очень беспокойно соседям. Им больше нравится, когда я пою.

В восемнадцать лет я уже могла выступать в национальном чемпионате АТА 1946 года среди женщин. Он проходил в штате Огайо в Уилберфорс Колледже. Ассоциация оплатила мои расходы. Я попала в финал и здесь проиграла Романии Петере, педагогу, опытной теннисистке - она была чемпионкой АТА 1944 года. Проиграла из-за того, что у меня почти не было опыта. Романия много участвовала в соревнованиях и играла профессионально. Я не была готова к этому, но не очень расстроилась - не так уж плохо проиграть в финале.

Возможно, меня вообще бы не расстроило поражение, если бы я не чувствовала, что позволила Романии провести себя. Первый сет она выиграла 6:4; второй удалось "вытащить" мне - 9:7. И тогда всем своим видом она стала показывать, что крайне устала - еще немного и не выдержит. Естественно, я решила, что все в порядке. Каково же было мое удивление, когда в третьем сете она выиграла 6:3. Это был хороший урок.

К сожалению, некоторые члены АТА, которые приехали из Нью-Йорка, были разочарованы моей игрой. Может быть, они думали, что зря потратили на меня деньги. Помню, один из них сказал приблизительно так: со мной все ясно, и они не намерены больше думать обо мне. Я чувствовала себя ужасно угнетенно, но все же не так уж плохо играла, если на меня обратили внимание два специалиста по теннису - доктор Хуберт А. Итон из Уилмингтона (штат Северная Каролина) и доктор В. Джонсон из Линчбурга (штат Вирджиния), которые были готовы изменить мою жизнь.

Они считали, что при соответствующем руководстве я добьюсь многого. Я часто задумывалась, действительно ли уже тогда, когда я делала только первые шаги в большом теннисе, они видели меня на кортах Форест Хилла или Уимблдона? Так или иначе, а они определенно думали о моем будущем. Первое, что они предложили,- поступить в колледж, где я смогла бы получить образование и одновременно тренироваться.

В платье, купленном для нее мисс Итон, Алтея выглядела совершенно счастливой

"Есть много стипендий для таких людей, как ты,- говорил доктор Итон.- Не трудно будет устроить тебя куда-нибудь, ну, хотя бы в колледж Таскеджи".

"Это было бы замечательно,- ответила я.- Но я же не имею среднего образования".

Это несколько озадачило их, но затем они переговорили с некоторыми членами АТА и решили, что такую перспективную спортсменку терять нельзя. Сейчас, вспоминая об этом, я думаю: уже тогда они надеялись, что я могу стать тем негритянским игроком, который сможет пробиться на главный чемпионат теннисной лиги, в которой участвовали только белые. Это была их мечта. Но до поры до времени они ничего не говорили.

Решили, что я уеду из Нью-Йорка и буду жить в Уилмингтоне у доктора Итона в течение учебного года. Поступлю в школу и буду тренироваться под его руководством. Летом я должна переехать к доктору Джонсону в Личбург и вместе с ним ездить, участвуя в различных соревнованиях. Буду жить в их семьях по очереди, и они возьмут меня на свое полное обеспечение.

Это было очень великодушно с их стороны, и я знаю, что ничем не смогу отплатить им за все, что они сделали для меня.

Решиться на такой шаг было не так-то просто. Я привыкла жить в большом городе и не представляла, каково мне будет в маленьком городке, да еще на Юге. Я достаточно много слышала, чтобы иметь повод для беспокойства. На Севере закон не всегда может быть на твоей стороне, но, по крайней мере, он не против тебя только потому, что цвет твоей кожи - черный.

Я должна была переехать туда, где, как слышала, с неграми позволяют ужасные вещи просто из-за того, что они негры, и никого не наказывают. Гарлем, конечно, не рай, но, по крайней мере, я знала, что там могу защитить себя.

Может быть, я бы и передумала, если бы Эдна и Рэй не настояли на моем отъезде.

"Пора тебе заняться чем-либо серьезным. Хватит слоняться без дела, перескакивать с одной работы на другую. Не важно, кем ты станешь в жизни, теннисисткой или музыкантшей. Главное, что тебе нужно,- получить образование",- сказал Рей.

В конце концов, я решила, что он прав, и написала доктору Итону о своем согласии. Это было в августе 1946 года. Он ответил, что я должна приехать туда в первых числах сентября. Теперь у меня не оставалось даже времени что-либо изменить.